Лето Виктора Цоя - Юрий Айзеншпис

Моим проводником в мир валюты служил Эдик Боровиков по кличке «Вася». Его уже нет в живых, и сейчас, когда я пишу эти строки, странно думать, что, возможно, это единственное упоминание о нем. Эдик являлся несомненным профессионалом «черного рынка» Москвы, его весьма заметной фигурой, лично знакомой с легендарным Рокотовым, одним из самых известных «рыцарей крупной наживы». Рокотова расстреляли, поскольку он одним из первых поставил под сомнение практически главный тезис советской пропаганды: «Советские люди, как носители коммунистической морали, поголовно высоконравственные бессребреники, готовые пойти в огонь и воду ради идеалов коммунизма». Международный подрыв этого тезиса начался в марте 1959 года. Во время встречи Анастаса Микояна с американским экономистом Виктором Перло американец пожаловался, что его повсюду донимают какие-то сомнительные личности, настойчиво предлагающие продать валюту. Затем публицист Альберт Кан, встречаясь с партийным идеологом Сусловым, заметил, что в социалистической стране безнаказанно промышляют спекулянты валютой. Суслов обвинил руководство МВД в разгильдяйстве и потребовал борьбу с контрабандой и нарушением валютных операций передать в ведение КГБ. Что и произошло. Тогда основными фигурами на «черном рынке» были Янев Рокотов по кличке «Ян Косой», Владислав Файбышенко (кличка «Владик») и Дмитрий Яковлев («Дим Димыч»).

Рокотов начал заниматься коммерцией еще со школьной скамьи, спекулируя фототоварами. Затем начал расширять ассортимент, постепенно поднялся и перестал заниматься скупкой товаров, предпочитая наиболее ценный из всех видов товаров – деньги. Рокотов не делал этого лично, одним из первых он стал привлекать к делу молодых людей, искавших легкий заработок. Сам же предпочитал оставаться в тени. Жил он на широкую ногу, воистину как король: спал до полудня, затем вызывал такси и ехал обедать в один из ресторанов, потом толкался на «плешке». Вечер завершался ужином в первоклассном ресторане. Он часто менял любовниц, кутил. Нигде не работал, и, разумеется, в те времена такой образ жизни не мог не вызвать пристального внимания органов внутренних дел. Но безнаказанность Рокотова во многом объяснялась тем, что он был агентом ОБХСС, хотя и ведущим двойную игру. В своих донесениях «Ян Косой» подробно рассказывал о том, что «видел» на «черном рынке». При этом главными преступниками он выставлял людей, замешанных в незначительных сделках. «Сдавал» милиции и своих «бегунков». Все были довольны: милиция регулярно отчитывалась об очередных поимках спекулянтов, валютчик же не волновался за свой бизнес. За долгие годы спекуляции «Яну» удалось сколотить огромное состояние. Но валюту и золотые монеты, составлявшие основу его капитала (значительная часть состояния постоянно «крутилась»), он никогда не держал при себе, а хранил в специальном американском чемодане с искусно вмонтированной системой сложных замков. Саквояж постоянно «блуждал» по квартирам его многочисленных приятелей и любовниц, а иногда сдавался в камеру хранения на вокзале. Именно там этот чемоданчик и «зацепили» ГБисты, устроив засаду. Через несколько дней жадность заставила вернуться за состоянием, сдать квитанцию, но едва рука коснулась чемодана, как его скрутили: «Это не мой чемодан! Ты что, дед, ослеп! У меня черный был!» – закричал Рокотов. Но комедия ему не помогла. Тем временем следственная группа вплотную подошла к аресту еще одного «короля» «черного рынка» – 24-летнего Владислава Файбышенко. Хоть и самый молодой среди московских «купцов», но не уступал им ни в хватке, ни в масштабах. Вскоре его тоже задержали с поличным, и вместе с Рокотовым он предстал перед Мосгорсудом. Суд назначил им максимальное наказание, предусмотренное 88-й статьей – по 8 лет лишения свободы. В конце 1960 года глава советского государства Н. С. Хрущев был с визитом в Западном Берлине. Во время встречи с местными властями он упрекнул их в том, что «город превратился в грязное болото спекуляции». В ответ ему ответили, что «такой черной биржи, как московская, нигде в мире нет, так что чья бы корова мычала…». По возвращении домой Хрущев потребовал от КГБ справку о том, как ведется борьба с валютчиками и контрабандистами. Узнав, что осужденных валютчиков ждет всего лишь восемь лет лишения свободы, генсек пришел в ярость. Незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку Указ приняли уже после ареста «королей», такая мера могла быть применена к ним лишь при условии, что закону будет придана «обратная сила». Несмотря на то что Хрущеву пытались объяснить, насколько это противоречит общепринятой юридической практике, он ничего не желал слушать. Спустя несколько дней состоялся Пленум ЦК КПСС. В своем заключительном слове Хрущев заговорил о деле валютчиков как о примере «несовершенства» советского законодательства. Требуя вести жесткую борьбу с «черным рынком», он ссылался на письмо рабочих ленинградского завода «Металлист», выражавших возмущение мягким сроком. И подверг резкой критике Генерального прокурора Р. А. Руденко за «бездействие». Потом перекинулся на председателя Верховного суда СССР А. И. Горкина и открыто заявил: «Да за такие приговоры самих судей судить надо!». 1 июля 1961 года председатель Президиума ВС СССР Л. И. Брежнев подписал Указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях». Генпрокурор Руденко моментально подал протест на «мягкость» приговора, вынесенного Мосгорсудом. Дело принял к рассмотрению Верховный суд РСФСР, и судьи отлично справились с установкой. Рокотова и Файбышенко приговорили к расстрелу.

Некогда приближенный к Рокотову и с 1964 года мой «валютный» наставник Вася-Эдик имел вполне официальный статус футболиста: он играл в команде мастеров «Динамо». Для меня же он открыл двери большого, хотя и противозаконного бизнеса. Вначале я периодически помогал ему, затем стал доверенным подручным. Потом вырос в младшего компаньона, а потом и в равного дольщика. На заре наших коммерческих отношений Эдик оптом скупал импортный товар, а я брал некоторые предметы «на реализацию». Но вскоре параллельно начал осуществлять самостоятельные операции, первая крупная из которых пришлась на лето 1965 года. Тогда, если вы помните, я в основном жил в «Спутнике» на Черном море, где группа «Сокол» ежедневно играла на дискотеках. Весело, здорово, интересно, но где-то через месяц курортной жизни мне все приелось, захотелось движения и бизнеса. Тем более стали доходить слухи, что в Москве разразился коммерческий ажиотаж с плащами-болонья. К «раздаче слонов» я опоздал, зато приехал в самый разгар другого бума. «Березки» заполнились маленькими элегантными четырехдиапазонными приемниками фирмы «Панасоник» по 33 и 50 долларов – не помню точно, в зависимости от чего эта сумма менялась. Если покупать на чеки, выходило чуть дешевле. По сравнению с нашими громоздкими ламповыми магнитолами – просто верх изящества. Да и звук не в пример чище. Я решил, что максимальные деньги с единицы товара можно заработать, если загонять его в Одессе. Когда я поделился своими соображениями с Эдиком, он засмеялся: там ведь привоз, а ты «со своим самоваром». Его отработанная схема не требовала дальних поездок: купить валюту, на нее приобрести аппаратуру и продать ее оптом спекулянтам, толкущимся у основных московских комков на Садово-Кудринской, на Комсомольском проспекте. Навар неплохой, вот он и ленился придумывать новые схемы.