Мир, где все наоборот - Татьяна Коган

Лиза терпеливо ждала ответа, ни единым мускулом не выдавая закипавшего внутри гнева. Причем злилась она не столько на Джека, сколько на себя. Не было прежде такого, чтобы она утратила контроль над эмоциями. Железная логика подавляла любые проявления чувств, если те противоречили ее целям. Так что же изменилось? Почему сейчас у нее хватало сил лишь на то, чтобы не кинуться с кулаками на тирана, изводившего ее сердце?

Молчание затянулось. Лиза вскочила с дивана и выбежала в прихожую, кинув надменное:

– Ладно, Ванюша, расслабься. Оставляю тебя наедине с твоей правой рукой!

Дверь хлопнула. Джек постоял минуту, не веря своему счастью (а вдруг снова вернется?), и с облегчением выдохнул.

На следующий день в обед он подъехал по озвученному адресу. Паркуя автомобиль, увидел Макса – тот как раз въезжал на стоянку.

– Ты все-таки смог встать сегодня, – улыбнулся Джек, когда товарищ подошел, хмурясь от яркого солнца. – Героическая личность.

– Да, перепил вчера малость. Голова болит, зараза, – Макс поправил темные очки и кивнул в сторону кафе. – Этот уже там?

– Не знаю. Еще не проверял.

– А Лизка что, не подъедет?

– С чего бы? Если ты помнишь, мы ее в наши планы не посвятили, – отозвался Джек.

– Ну да, точняк. – Макс скривился от нового приступа головной боли и на несколько секунд умолк, сдавливая пальцами виски.

– Таблетку пил? – негромко поинтересовался Джек.

– Пил, чтоб ее. Ни хрена не помогает. – Макс махнул рукой. – Ладно, двинули. А то на свиданку опоздаем.

В кафе вошли за десять минут до назначенного времени. Глеб (впрочем, теперь его полагалось звать Кириллом) уже был на месте. Сидел за ближайшим к выходу столиком и нервно вертел в руках меню. Заметив двух мужчин, он замер, мгновенно напрягшись, но тут же расслабился и кивнул в знак приветствия.

– Ты, стало быть, Иван, – уточнил он, пожимая протянутую руку Кравцова. – Будем знакомы.

– Объективно говоря, мы уже знакомились раньше, – ответил тот, усаживаясь напротив. – Но ты об этом и без моей подсказки догадался, не так ли?

Тактику общения Кравцов выбрал грамотно. Посторонний зритель назвал бы его манеру разговора прямой и честной, без недомолвок. На самом же деле Джеку стоило немалого труда играть на публику – а именно это он и делал, заставляя Кирилла поверить в свою искренность. Макс в диалог не вмешивался, лишь иногда вставлял редкие фразы, подтверждая слова оратора.

Кирилл слушал внимательно, посматривая то на одного, то на второго собеседника. Почти ничего не уточнял – Иван говорил конкретно и четко, предвосхищая любые вопросы. Он отлично понимал, как нужно беседовать с человеком, полным сомнений и страхов. И, похоже, у него неплохо получалось. По крайней мере, полчаса спустя агрессивно-подозрительное выражение исчезло с лица Кирилла.

– Значит, я добровольно лишил себя памяти, – задумчиво произнес он, подводя итог услышанному.

– Абсолютно верно, – кивнул Джек.

– Я хотел продлить амнезию и просил тебя поддерживать ее. Поэтому вы с Максимом не упускали меня из виду.

– Да.

– И ты согласился на это из благородных побуждений? – не унимался товарищ.

Джек улыбнулся:

– Хотел бы я красиво соврать. Но предпочитаю неприглядную правду. Меньше всего я думал о том, как помочь отчаявшемуся бедолаге, чья жизнь не задалась. Я врач, мне интересно исследовать человеческий разум. Твоя просьба показалась мне любопытной. И я пошел на риск ради научного эксперимента. Эгоистично, признаю. Но как есть. В конечном итоге мы оба получили то, чего желали.

Кирилл молчал, переваривая услышанное. Долго разглядывал глянцевую, плохо вытертую поверхность стола, а затем поднял на Кравцова полные тоски глаза:

– И у меня нет родных, нет семьи и друзей?

У Джека екнуло сердце. Он глубоко вздохнул, прогоняя некстати проснувшуюся совесть, и подтвердил:

– Так ты сказал мне на первом приеме. Я не знаю о тебе ничего сверх этого. Имя твое – Смирнов Кирилл, возраст – тридцать три года. Собственная жизнь не устраивала тебя настолько, что ты решил забыть о ней. Я не гарантировал успешный результат, но обещал, что попробую сделать все возможное. Как видишь, у меня получилось.

– Вижу. – Кирилл хлебнул остывший чай, чтобы прочистить перехватившее спазмом горло. – Можешь собой гордиться.

На какое-то мгновение ему показалось, что все, кто находился в кафе, прекратили дышать: так тихо стало. Иллюзия длилась не дольше секунды и тут же исчезла: мягко щелкнул кассовый аппарат, компания студентов за соседним столом вновь забубнила, а из динамиков полилась негромкая музыка.

Джек не отводил взгляда от поникшего товарища. История произвела на того угнетающее впечатление. Кирилл надеялся получить о прошлом более полную и более радостную информацию. Иван Кравцов искренне сочувствовал другу. Но облегчать его страдания и тем самым ставить под угрозу естественный ход эксперимента не собирался. В конце концов, дружба дружбой, а наука наукой. Насильно никто никого не заставлял. Друг сам вовлек себя в такое положение. Джек уважал его выбор.

Кирилл посмотрел на Макса и, вспомнив, полез в карман брюк. Положил на стол мобильный:

– Вот, возвращаю.

– Можешь оставить себе. Я новый купил, – вяло откликнулся Макс. Разворачивающаяся перед глазами картина выматывала его сильнее головной боли. Джек отработал блестяще, как по писаному. Сыграл свою роль почище иного актера. Если бы Макс не знал, как все было на самом деле, то запросто поверил бы в рассказ доктора Джекила. Но Макс знал и от этого чувствовал себя не лучшим образом. Мерзкое ощущение поднималось внутри, заставляя вновь и вновь спрашивать себя: а верно ли я поступаю? Да, они с Ванькой обсудили разные варианты и выбрали наиболее приемлемую для всех участников интерпретацию прошлого. Но почему на душе так мерзко? Словно не сказал другу спасительную ложь, а цинично и жестоко предал его.

– Значит, будет два. – Кирилл толкнул телефон к другому краю стола. Максим машинально поймал его. В начальных классах школы они вот так гоняли по парте маленький, но увесистый стальной шарик. Он громыхал на весь класс, вынуждая учительницу вздрагивать и пугливо озираться. Поиски виновников никогда не заканчивались успешно: шарик катился быстро и к тому моменту, когда раздраженная учительница приближалась к хулиганам, исчезал в цепкой ребячьей ладошке.

В детстве подобное озорство казалось им верхом цинизма и заставляло двух малолетних товарищей еще крепче держаться друг за дружку. В случае надобности Максимка всегда прикрывал приятеля, а тот не уступал ни на пядь: если их уличали, первым брал вину на себя. Тогда мальчишки верили, что их дружба, окутанная хулиганским романтизмом, сохранится на долгие годы. Но прошло каких-то два десятка лет, и все изменилось. Невинные игры трансформировались в преступления, обиженную учительницу заменили настоящие жертвы, а трепетная дружба переросла в нездоровый, пугающий союз. Да что там говорить: даже лучший друг превратился в другого человека.