Цель - Перл-Харбор - Александр Золотько

– А ты, значит, жив? – спросил Костенко.

– А я – жив. И подумал я – какого хрена? Если я никому не нужен, если меня вот так, запросто, могут на убой послать, раздавить и вытереть, то мне уж и подавно никто не нужен. Наши, думаешь, помнили, что меня в мясорубку кинули? А немцы что, обратили бы внимание на мой труп? Для них меня вроде как нету… А я ведь есть! И буду. – Карась закашлялся. – Ничего… Сколько мне отпущено – все мое… Помнишь, как нам училка про «Капитанскую дочку» рассказывала? Заставляла еще учить отрывок, про ворона и орла? Как там? Лучше я один раз кровушки горячей напьюсь, чем сто лет падалью питаться… Я тогда не выучил, неуд получил, а теперь вот вспомнил… Вспомнил. И сообразил вдруг, что учили-то нас уважать орлов, а жить заставляли воронами. Падаль нам все больше подсовывали… Вот я выбрался из той бойни и решил – прав был Емелька Пугачев, кругом прав. Кровушки напиться всласть – а потом и подыхать можно. Встретил еще с десяток мужиков, с ними поговорил. Семейные по домам пошли, а такие, как я, холостяки, решили, что теперь наше время… Наше, не твое!

– Мародерствуете?

– А как же без этого? Без этого никак. – Карась сплюнул на пол. – Зато все теперь как по волшебству. Захотел новую рубаху – есть новая рубаха. Выпить захотел – пожалуйста, пей, сколько влезет. Баба понравилась…

Карась похлопал Лизу по бедру.

– Тут мне больше других повезло. Остальным – бабы деревенские, а мне – цаца городская, всяким штукам наученная…

– Наши вернутся…

– Да не вернутся они никуда, – снова закашлялся Карась. – Бегут, спотыкаются, от немца улизнуть хотят… А немец прет на танках да мотоциклах, от него пешедрала не убежишь! Солдатик – он тоже жить хочет. Немец его догонит – он и ручки поднимет кверху. Мне рассказывали, как сдаются красноармейцы…

– Те, что с тобой шли, не сдались же, – напомнил Костенко. – Сам ведь сказал.

– Не сдались… И что? Помогло это Красной Армии? Кто-то про этот героический подвиг вспомнит? Немцев это мясо на танковых гусеницах впечатлит хоть сколько?

– А ты…

– А я – что?! – повысил голос Карась. – Что – я? Ты думаешь, мне вот этот «маузер» в военкомате выдали? Как же, это я с немца снял, мной собственноручно убитого. Мотоциклетка ехала, а мы ее и подстрелили. Водителя сразу насмерть, а офицерика – повесили. Руки-ноги ему поломали, язык вырвали, глаза выкололи – как положено. И на дереве повесили, за ноги, живого еще… Понял? Так что это я герой, а не те дурачки, что помирали послушно на дороге. Я и мужики, которые со мной… Они тоже поняли, что свобода пришла и что свободу нужно защищать. Герой я и этот, патриот… Понятно тебе? Вот еще людей подсобираю немного, отряд соберу…

– Банду, – поправил его Костенко. – Банду.

– Пусть банду. Что, слово плохое, не нравится? А мне отец рассказывал, как погулял в этих местах в Гражданскую. Не сообразил, правда, уйти вовремя с трофеями, ума не хватило, а я…

– А у тебя – хватит?

– Конечно.

– Тогда зачем тебе с немцами воевать?

– Прямая выгода. Самая прямая. Власть мне тут не нужна, никакая власть… Что коммунисты, что фашисты – мне помеха только. Им порядок нужен, а мне… – Карась снова сплюнул на пол. – Мне свобода нужна. Селяне, они тупые да терпеливые, но если их все время жать, то могут и обидеться. А если я с ними трофеями немецкими делиться буду, то стану я для них – отец и защитник. Слушай, капитан, а давай ко мне в отряд? Заместителем сделаю. Мне капитан в заместителях знаешь как пригодится? Или начальником штаба… И жену я тебе верну. Попользуюсь еще маленько и верну, вот святой истинный крест! С икрой или без икры, тут уж как получится. А так – заберешь и живи себе…

Карась болтал почти весело, но рука его с пистолетом не дрогнула, ствол ни на сантиметр не отклонился в сторону, все так же смотрел на Костенко. Хотел Никита, чтобы Юрка, одноклассник и сосед, кинулся на него? Не мог вот так просто нажать на спуск, что-то останавливало? Какие-то детские воспоминания? Или просто хотел помучить подольше?

Скорее – помучить, подумал Костенко.

«ТТ» лежал на полу, всего в двух шагах. Взведенный. Но жизни не хватит, чтобы до него добраться. Лучше на него не смотреть. И на Лизу лучше не смотреть.

Только в глаза Карасю. Не отрываясь.

– Не пойдешь? – Карась хмыкнул и левой рукой почесал живот под нательной рубахой. – Так я и думал… Дурак! Так помрешь совершенно бессмысленно, а мог бы еще с немцем повоевать. Кто ж из нас трус и предатель? Это ведь ты из-за бабы воевать отказываешься, не я…

– Брось пистолет! – прозвучало от занавески.

Чертов Лешка не послушался и пошел следом за командиром.

Время тянулось медленно, но рассвет приближался, а капитан так и не вышел из дома. Свет в окне загорелся, и все. Лешка ждал. Костенко, наверное, сейчас с женой разговаривает, с детьми, думал Лешка. Нужно дать время. Еще пять минут. Еще…

Небо на востоке стало розовым.

Лешка подошел к хате, заглянул в окно и осторожно двинулся вдоль беленой стены к входу в дом. Если бы Костенко угрожал немец, все было бы проще – Лешка шарахнул бы из «трехлинейки» прямо сквозь оконное стекло, но мужик с пистолетом был нашим, своим, а за спиной у него стояла Лиза, и все выглядело по-житейски, мерзко, грязно, но вполне по-бытовому. Что, Лешка не слышал об изменах командирских жен? Слышал. Лизавета была не такая, о ней никто даже слова плохого никогда не сказал, не то чтобы сплетню пустить, но ведь сейчас война, мало ли что…

Лешка проскользнул в дом, вошел в комнату и услышал часть разговора.

«Сука», – прошептал Лешка беззвучно, подошел к занавеске и стволом винтовки отодвинул ее в сторону.

– Брось пистолет, – сказал Лешка.

Ну не мог он выстрелить без предупреждения! Не мог, и все. Он уже видел, как умирают люди, сам вытаскивал из самолетов мертвые тела друзей, сбил два «мессера» и, возможно, убил пилотов, но вот так, почти в упор, выстрелить и отобрать жизнь – Лешка Майский еще не был готов. Ему казалось, что бросит мужик оружие, не может не бросить. В конце концов, в кино всегда… всегда враги бросали оружие, застигнутые врасплох…

А Карась выстрелил.

Почти не целясь, не поднимая пистолет, лишь слегка согнул руку в запястье. Пуля ударила Лешке в грудь.

Лешка вздрогнул. Боли он не почувствовал, просто удар. И огонь полыхнул где-то возле сердца. И пол качнулся под ногами… Лешка нажал на спуск, винтовка грохнула, выплюнув свинец. Пуля ударилась в стену возле головы Карася, подняла облако белой пыли и вылетела сквозь глину наружу, навстречу восходу.

Карась выстрелил еще раз. И еще.

Одна пуля попала Лешке в плечо, вторая прошла мимо, лишь дернула занавеску.

– Твою мать! – заорал Карась, вскакивая с кровати. – Ты! В меня! Стрелять!

Три пули, одна за другой, вылетели из ствола «маузера», промазать с такого расстояния было невозможно, но Карась мазал-мазал-мазал… Руки тряслись от злости или от испуга, пистолет прыгал, никак не мог успокоиться.