Академик Вокс - Крис Риддел

— Очень хорошо. Значит, теперь ты можешь работать. Иди разведи огонь в печке! — Она направилась к пузатому очагу. — Посмотри! — сказала она. — Огонь еле теплится, и он стал оранжевого цвета. Оранжевого! Печкой никто не занимается, и вот уже трое суток, как она без присмотра. С тех самых пор, как пропал Хафнот. Давно пора её хорошенько протопить. — Она поплотнее закуталась в шаль. — В кухне холод собачий. Разве ты не чувствуешь, как тут промозгло, золотце моё? У меня даже зубы стучат… Иди топи печку! Не жалей дров, жги, пока она не раскалится докрасна! Я люблю, когда у меня на кухне тепло, дорогуша моя.

Плут вытащил полено из кучи и понёс его к тлеющему очагу, но странный внутренний голос остановил его: «Не торопись, юный истопник!»

Плут замер, и полено вывалилось из рук, брякнувшись на пол. Ему показалось, будто кто-то прикоснулся ледяными пальцами к затылку, порылся в мозгу, отключив сознание, — в глазах потемнело, и Плут перестал что-либо соображать.

— Я всего лишь попросила его подкинуть дровишек в печь, дорогой мой, — возмущённо защищалась Гестера. — Что тут плохого, Амберфус? У меня в кухне настоящий ледник! Ну скажи ему, Фламбузия, — настоящий ледник!

Неприятные ощущения у Плута пропали. Он обернулся и увидел у себя за спиной две фигуры, выплывающие из мрака. Первой вышла дама, массивная и неповоротливая, — вероятно, из рода дуркотрогов, — она казалась ещё выше ростом из-за босоножек на высокой платформе и огромного колпака с оборками на голове. На ней было пышное платье с многочисленными складками, которые колыхались и подрагивали от жара раскалённой печи. Дама толкала перед собой кресло на воздушной подушке, в нём сидел древний, похожий на призрака старик — эльф. Он был горбат, и руки у него дрожали от старости, а бесцветное лицо было испещрено оспинами и родимыми пятнами. Взор у эльфа был тусклым, веки полуприкрыты.

— Моя дорогая Гестера Кривошип, — хрипло каркнул он, и его дряблые ушки и поникшие усики задрожали. — Сколько раз я должен говорить тебе одно и то же? Нельзя пренебрегать мерами предосторожности! Если вы идёте на невольничий рынок и покупаете там какого-нибудь раба, пожалуйста, прошу вас в сотый раз, немедленно показывайте мне своё новое приобретение! — Обвислые щёки эльфа раздувались от гнева.

— Я и хотела это сделать, дорогой мой, — сказала Гестера, подталкивая Плута к крохотному эльфу. — Его только что доставили, и я не успела… Кроме того, на кухне такая холодрыга… Вот я и подумала: пусть он сначала протопит печку, а потом…

— Нет, нет и нет, Гестера! Никаких потом!

— Тяжело дыша, эльф в изнеможении откинулся на спинку кресла. Его спутница, Фламбузия, стала хлопотать вокруг него.

— Милосердные Небеса! Неужто вы опять завелись! А сколько раз я говорила вам, что вам нельзя нервничать! — Она вынула из объёмистого рукава носовой платок и обтёрла потный лоб Амберфуса. — Если нянюшка говорит вам нельзя, значит, нельзя. Это может повредить вашему здоровью. Нянюшка лучше вас знает, что полезно, а что нет.

Эльф прикрыл глаза. Ушки у него продолжали подрагивать. Постепенно эльф успокоился, дыхание стало ровным.

— Ты права, Фламбузия, — наконец произнёс эльф, отрывисто, со свистом выговаривая слова. — Это она… — Эльф махнул костлявой рукой, указывая на Гестеру. — Она вывела меня из себя. Она думает, что для неё закон не писан…

Гестера сложила руки на груди.

— Вот он, перед вами, — буркнула она. — Так чего же мы ждём?

— Подведи его поближе, — устало пробормотал Амберфус.

— Ступай, деточка, — сказала Гестера, дав Плуту хорошего пинка.

Едва удержавшись на ногах, Плут сделал несколько шагов по мощённому плитами полу к воздушному креслу. От больного старика исходил тошнотворный дух: запах лекарств смешивался с кислым запахом чёрствого хлеба, и когда эльф пригнулся, чтобы рассмотреть пленника, вонь стала нестерпимой.

— На колени! — прохрипел эльф.

Плут выполнил приказ. Эльф, схватив юношу за шиворот, подтянул его к себе и уставился прямо ему в глаза. Во второй раз Плут почувствовал, как у него в голове звенят льдинки.

«Пусти меня, — нашёптывал ему кто-то. — Пусти меня внутрь, Плут Кородёр, Библиотечный Рыцарь».

Перезвон усиливался. Плут оцепенел: мозг его сковал холод, ледяные пальцы шарили по извилинам, будто читая его мысли, пролистывая прошлое, как книгу.

«Библиотечный Рыцарь… Озёрная Академия, — чётко прозвучало в голове. — Небоход „Буревестник“, надвигающаяся буря, рябь на озере…» Древний эльф прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. «Помощник библиотекаря… — Голос стал громче, настойчивее. — Мальчик, обслуживающий кабинки-читальни, ассистент, вращающий лебёдку… Глубокое, глубокое горе…»

Эльф крепко схватил Плута за рукав и притянул к себе. «Слёзы… Боль… Дурные сны…»

Плут содрогнулся.

«Давай сотрём все воспоминания, — продолжал тот же голос. — Пусть они уйдут навсегда. Отдай их мне. Пусть все беспокойные мысли оставят тебя навеки…»

У Плута потемнело в глазах: воспоминания потихоньку уплывали, одно за другим. Скоро ему не оставят ничего!

— Нет! — отпрянув, простонал он, не давая холодным пальцам рыться в его мыслях.

«Даже не думай бороться со мной!» — снова прозвучал всё тот же скрытый голос, и Плут почувствовал, как пальцы напряглись, всё глубже проникая в его память.

На мгновение Плут поддался искушению: может, подчиниться приказу эльфа? Сдаться, чтобы скорее прекратить эту пытку, — лишь бы только холодные как лёд пальцы перестали копаться в мозгу! Но если он не будет бороться за себя…

Его память теперь напоминала голую степь, занесённую снегом. Впечатления, мысли, чувства, казалось, брели по пустынной равнине, где их тотчас же подхватывали цепкие пальцы, превращая в глыбы льда.

«Я должен спрятаться от холодных пальцев, — сказал себе Плут. — Найти укрытие. Я — Плут. Плут Кородёр…»

Как яркий прожектор, мысли, навязанные эльфом, проникали в самые дальние закоулки сознания, в тайные щели и дыры, открывали наглухо запертые двери.

Плут, не вставая с колен, раскачивался из стороны в сторону, голова у него болталась, как на стебельке. В кухне было немыслимо жарко и душно, пылала печь, и в воздухе носились гарь и копоть.

Но мозг у Плута был заморожен: холод сковал его сознание, а ледяные пальцы тем временем погружались глубже и глубже.

«Я… я — Плут…»

Бурный ветер унёс все воспоминания, сметая последние снежинки мыслей. «Плут… Я — Плут…» Он бежал, спасаясь от пальцев, похожих на щупальца, и неожиданно оказался в объятиях у какого-то существа, мягкого и тёплого. Что-то всплыло из детских воспоминаний. Толстолап! Его толстолап!

Могучая толстолапиха предупреждающе прижала лапу к губам, унесла его в берлогу, выстеленную мхом, и крепко прижала к поросшей шерстью груди. Плут, свернувшись калачиком, зарылся в складках тёплой шкуры огромного животного.