Профессор Допотопнов. Необыкновенные приключения в недрах Земли - Эразм Маевский

Состарившаяся земля выхолила новых представителей зверей. Материковые растения стали многочисленнее и разнообразнее. В осоках укрывались толпы гадов, терпеливо выжидавших в кажущемся оцепенении приближения ночи. Эти сонные создания страшились не какого-либо зверя, но такого же, как они, гада, который часто бывал сильнее и ненасытнее появившихся позже медведей и тигров…

Наши трое путешественников, измученные беспрерывной, многодневной ходьбой в душном, раскаленном воздухе, единогласно решили прервать на время мучительное путешествие и в тени деревьев собраться с мыслями.

Они выбрали для привала прелестное местечко на живописном пригорке, покрытом тенистыми деревьями, над живописной речкой, тихо и ровно катившей свои прозрачные волны. Чуткий к красоте геолог пришел в восторг от окружавшей его растительности. Давнишние папоротники, дни славы которых миновали, смиренно прятались теперь в тени новых знаменитостей — саговых пальм и разнообразных хвойных. Каламиты, к которым уже попривыкли глаза путешественников, исчезли без следа подобно тому, как и много других растений предыдущих периодов.

Станислав мирился с своим положением. Лорд же, видя, что они еще далеки от «настоящего» и раздосадованный своим ошибочным предположением, растянулся в тени и упорно молчал, не обнаруживая ни малейшего желания обмениваться мыслями.

Но геолог вывел его из этого равнодушия отчаяния.

— Минутами мне кажется, — сказал он ему, — что то, что мы видим, лишь сон какой-то, волшебный сон.

— А между тем, мы наяву блуждаем в безднах прошедшего, ответил англичанин.

— Вы настаиваете, как я вижу, на своем предположении, хотя оно лишено всякого правдоподобия.

— Докажите мне, что я ошибаюсь, — начал было лорд, но не успел он выговорить этих слов, как над головами их раздался странный шум, и они увидели падающего птеродактиля, или летающего ящера. Он грохнулся к самым ногам лорда Пуцкинса.

Станислав при виде крылатого чудовища побледнел, как полотно. И было отчего побледнеть! Казалось, сам дьявол упал на землю.

В то время птеродактили занимали место не то птиц, не то летучих мышей. Они могли казаться красивыми, когда земля не знала еще оживленной толпы хорошеньких птиц всевозможных цветов и оттенков, соперничающих в красоте с бабочками и цветами.

В наше время птеродактили считались бы отвратительными чудовищами и внушали бы страх и омерзение. Они не были похожи ни на птиц, ни даже на летучих мышей. Летательная перепонка птеродактиля тянулась от бедра во всю длину тела до самого конца последнего пальца верхней конечности. Палец этот отличался необычайной длиной, превосходившей более, чем вдвое, длину туловища, и им птеродактиль управлял главной частью летательной перепонки. Остальные четыре пальца были гораздо меньше. Огромная голова с заостренным наподобие клюва ртом придавала птеродактилю еще более странный вид. Как же было не испугаться Станиславу при виде этого чудовища, ширина распростертых крыльев которого достигала двух сажен? Правда, в меловом периоде птеродактили достигали еще больших размеров, сажен до четырех, но и при двух они могли внушать страх и отвращение.

Скелет летающего ящера

Именно эти чувства испытывали наши путешественники, глядя на распростертого у их ног ящера. Они поспешили удалиться из своего неудачно выбранного убежища и расположились несколько поодаль, у подножия небольшого круглого холмика, окруженного зеленью. Кругом стояла полная тишина. Совершенно оголенный темно-коричневый холмик резко выделялся среди окружающей растительности и, быть может, обратил бы на себя их внимание, если бы завязавшийся разговор не коснулся опять самого животрепещущего вопроса, вопроса о завтрашнем дне. Они решили бодрствовать эту ночь, чтобы узнать наконец, каким образом совершаются их таинственные скачки из одного периода в другой. Профессор льстил себя надеждой, что несостоятельность предположения лорда в скором времени обнаружится; лорд же предвкушал победу.

***

Южная жара не давала себя сильно чувствовать благодаря прохладной тени деревьев и сыроватой почве. Путешественники наши разговаривали, спорили, и часы, отделявшие их от «настоящего», уплывали один за другим. Но им и на этот раз не суждено было спокойно провести время.

Треск ветвей оповестил о приближении какого-то крупного животного. И действительно, через минуту из прибрежных зарослей показался зверь, при виде которого кровь застыла в жилах всех трех путешественников. Он тяжелой поступью направился к воде. Ростом со слона, но в три раза длиннее его, с длинной шеей и огромным хвостом, он напоминал ящера. На конце гибкой шеи торчала крохотная голова. Конь с лисьей мордочкой или волк с куриной головкой не могли бы иметь более нелепого вида, чем этот великан, весивший по крайней мере 50000 фунтов. Через минуту из воды показалось другое такое же животное, затем третье, и все три остановились шагах в двухстах от наших путешественников.

У Станислава зуб на зуб не попадал. Ему казалось, что звери совещаются, кому из них он пойдет на завтрак. Геолог же сиял от радости и восторга.

— Какая досада, что нельзя хотя бы одну из этих громадин приобрести для нашего музея! Для нее стоило бы выстроить совершенно отдельное помещение.

Ландшафт юрского периода; на переднем плане телеозавр

— Сколько может быть лет этим чудищам? — спросил лорд.

— Это трудно сказать, — ответил ученый, — но, принимая во внимание долговечность гадов, а также медленный рост их, я думаю, что им уже несколько веков.

— Возраст почтенный! Они смотрятся моложе своих лет, — заметил лорд.

Бронтозавры, — это были они, — блестели на солнце своею мокрой кожей и медленно подвигались вперед, останавливаясь почти на каждом шагу.

Вдруг геолог хлопнул себя рукой по лбу.

— Как это мне сразу в голову не пришло! — воскликнул он.

— Что такое?

— Дело осложняется! Мы то в Европе, то в Америке.

— To есть как так?

— Ведь бронтозавры жили только в Америке.

— Что ж? одной неожиданностью больше или меньше, не все ли равно? Мне это даже нравится! Вчера в триасе, нынче в юре, вчера в Европе, нынче в Америке, завтра невесть где…

Покорность лорда судьбе сообщилась и профессору. Он перестал ломать себе голову над неразрешимой загадкой и стал оживленно говорить о пресмыкающихся юрского