Шуточки жизни - Ирина Быстрова

– Здравствуйте, – я извлекаю из своего арсенала доброжелательно-демократическую улыбку, – приятного аппетита!

– Спасибо! – улыбаются они.

– Может, с нами? – приглашает один из проводников, отчего женщины вздрагивают и несколько набычиваются.

– Нет, спасибо, – отказываюсь я. – Знаете, я хотела спросить, а вы что, отключили по вагону ночное освещение?

– Ну да, – озадаченно отвечает наша проводница, – а что?

– Да у меня место наверху, а я там не могу спать без ночника. Вы не включите мне?

Проводница поднимается и выходит ко мне в коридор. Ее слегка покачивает, и не только от быстрого хода поезда, но двигается она вполне уверенно. Она заходит в кандейку с оборудованием и зажигает свет в коридоре.

– Какое у вас место? – спрашивает она меня, решительно направляясь в глубь вагона.

– Двадцать второе, верхнее, – отвечаю я, стараясь не отстать от нее. «И зачем она тащится смотреть на купе, – успеваю подумать я, – неужели нельзя щелкнуть у себя переключателем – и все?»

Она останавливается у моего купе, секунду мешкает, затем яростным рывком открывает дверь, впускает в купе яркий свет и свежий воздух, и вдруг очень громко орет:

– Вот это, что ли, ваше место? – и тыкает пальцем в мою пустующую полку.

– Ага! – как под гипнозом ору и я.

Мужики синхронно садятся на своих полках, стыдливо прикрываясь казенными простынями. Проводница пристально оглядывает их, презрительно фыркает и, резко захлопнув дверь, поворачивается ко мне:

– Вот мужичье пошло – не могли женщине нижнее место уступить!

– И не говорите, – поддакиваю я.

– Счас включу вам свет, – обещает она, – идите, спокойно спите.

И она марширует к себе. Я иду в туалет – все равно вскочила, нужно использовать ситуацию – и возвращаюсь в купе. Ночничок мирно горит под потолком. Мужики лежат по углам и недовольно посверкивают глазками. „Нога болит все сильнее. Я взбираюсь на свое место и осматриваю пострадавшую конечность: вся голень правой ноги ободрана, кое-где до крови. «Вот тебе и Москва», – грущу я, потом вспоминаю обалдевшие лица мужиков и тихонько хихикаю. А все-таки есть в этом нечто приятное: и тебе плохо, и тогда уж всем вокруг. Я ложусь и принимаюсь думать о Москве, чтобы отогнать клаустрофобную панику, периодически накрывающую меня душной и теплой волной. Усталость наваливается на меня, и я погружаюсь в недолгий дорожный сон.

Утром мужики не говорят ни слова по поводу ночных приключений, лишь по очереди подозрительно посматривают на меня и кривятся. Поезд подходит к платформе точно по расписанию. Так, теперь главное – сконцентрироваться и с минимальными затратами энергии добраться до гостиницы. Я выпадаю из поезда, стараясь не задевать сумкой за больную ногу. На перроне прямо напротив двери в наш вагон стоит… М.А.

– С добрым утром! – говорит он и шагает мне навстречу.

– Что вы тут делаете? – ошеломленно спрашиваю я.

– Хорошенькое приветствие! – улыбается он, протягивая руку за моей сумкой. – Я вас встречаю.

– Пардон, – извиняюсь я, – с добрым утром! Я не знала, что вы в Москве.

– Вас это огорчает? – усмехается он.

Огорчает? Вот уж точно нет.

Я не просто огорчена – я жутко расстроена. Ненавижу ночные поезда. Ненавижу металлическое бряканье за окном и под полом всю ночь напролет, из-за чего невозможно не то что выспаться, но и просто глаза сомкнуть, ненавижу то, что приходится вскакивать чуть свет, чтобы успеть привести себя в порядок до прибытия поезда. А уж чего стоят эти утренние очереди в туалет! И хуже всего – когда ты вываливаешься на перрон с единственной мечтой залезть в душ и отмыть с себя эту вагонно-дорожную пыль, а на перроне – откуда ни возьмись – встречающий тебя мужчина, причем при полном параде.

Безукоризненный темно-серый костюм, кипенно-белая сорочка, темно-вишневый узорчатый галстук, безупречный зачес темных волос – М.А., стоящий напротив меня, сейчас вызывает как самые нежные чувства (ах, как это мило с его стороны!), так и самые низменные, а именно зависть (боже, хотела бы я так выглядеть!). Про саму же себя думать даже не хочется. Красные – я уверена – глаза, без всякого намека на косметику, потому что нет ничего противнее, как проспать всю ночь в поезде, рассыпая по подушке вчерашнюю тушь. Опухшее лицо – от недосыпа, ни от чего более; недосып для меня – смертельнее похмелья. Мятый дорожный прикид и, в довершение всего, сковывающая движения хромота – результат моих ночных приключений. Удача, что хотя бы зубы удалось почистить. Нет, нежданный встречающий еще хуже нежданного гостя, последнего хотя бы принимаешь на своей территории. А здесь – шумный перрон Ленинградского вокзала, чужая земля, на которой я чувствую себя неуверенно. М.А., правда, тоже стоит столбом, впрочем, не в пример мне, улыбается. Я делаю над собой усилие и тоже растягиваю губы в странной такой улыбочке:

– Итак?

– Итак? – подхватывает он. – Добро пожаловать.

– Спасибо.

– Двинемся?

Я киваю, и он жестом показывает, куда идти.

– Как доехали? – вежливо спрашивает он.

– Да так, – я пожимаю плечами, – ничего.

– Ничего хорошего? – усмехается он.

– Да практически. – Мне вдруг становится смешно.

– Терпеть не могу ночные, поезда, – доверительно сообщает М.А. – Езжу всегда дневными. А вы?

– Вообще-то, – я откашливаюсь, – я редко езжу поездами…

– В Москву самолетом? – удивленно перебивает меня М.А.

– Почему в Москву? – тут уже удивляюсь я. – Я редко бываю в Москве.

– Правда? – Он, похоже, поражен.

– А что, я отстала от жизни? – интересуюсь я. – Теперь если не ездишь каждую неделю в Москву, то ты уже не на гребне?

– Да нет, – смеется он, – но почему-то мне казалось, вы здесь частый гость.

– Отнюдь. – Я верчу головой, осматривая привокзальную площадь. – Нам куда?

М.А. машет рукой в сторону стоянки. Ого! Нас ждет лимузин? В московском офисе такие перемены, что даже машину нам выделили? Помнится, еще год назад они сидели на полуголодном пайке – впору велосипеды осваивать. Но что это? М.А. щелкает брелоком сигнализации, и роскошный BMW нежно подмигивает нам.

– Ух ты! – Я не могу удержаться от невольного восклицания.

– Красавица, правда? – М.А. ласково смотрит на автомобиль.

В этом все мужчины. Для меня бээмвуха – «он», мужик. Автомобиль все-таки. Для них – «ласточка» и «красавица», словом, баба. И ухаживают за ней, как за любимой женщиной. В итоге – реальной бабе ничего уже не достается. Запас любви-то не бесконечен.

– Не то слово! – тем не менее соглашаюсь я. – Откуда такая в нашем офисе?