Ловушка для Катрин - Жюльетта Бенцони

Бледное и без того лицо молодой женщины стало белым. Капитулировать? Она уже знала условия, и, если ей было, в общем, безразлично, что станет с ее домом, это не касалось ее самой. Сдача подписала бы ее смертный приговор, так как она никогда не согласится разделить ложе с волком из Жеводана.

– В этом случае, – вздохнула она, – есть только один выход: я сама должна пройти по пути, указанному кружевницей! Убьют ли меня или умру от своей собственной руки – какая разница. Но если мне это удастся, я соединюсь с моим супругом. Мое присутствие обратит в ничто все обвинения Гонне.

Аббат покачал головой.

– Я ждал, что вы это предложите. Но, госпожа Катрин, это было бы безумием в вашем состоянии.

– Мне лучше… Но поскольку у меня еще не так много сил, почему бы не воспользоваться способом, каким святой Павел покинул Дамаск?

Несмотря на всю серьезность ситуации, аббат рассмеялся.

– Спустить вас в корзине? Признаюсь, я об этом даже не подумал бы! Нет, госпожа Катрин, это невозможно! Но, кажется, я бы мог вам предложить нечто лучшее…

Удивленная, она посмотрела на него внимательнее. Его серые глаза горели воинственным огнем, а на лице появилось новое выражение.

– Так, значит, вы допускаете, что я могу сама попытаться добраться до Арно?

Он снова стал серьезным и, положив руку на плечо молодой женщины, медленно объявил:

– Не только допускаю, но сам бы просил вас об этом, если бы вы не предложили. Не стоит питать более иллюзий: подкрепление, каким бы оно ни было, и даже в том случае, если сеньор из Орильяка и бальи из Монтаня согласятся вмешаться, придет слишком поздно. Нельзя, чтобы Беро д'Апшье смог застать вас здесь в тот день, когда мы вынуждены будем впустить его. Вы должны уехать, но вы поедете не одна: ваши дети не могут оставаться здесь. Это слишком большой риск.

– Я думала спрятать их среди детей в какой-нибудь семье, под защитой Сары…

– Нет. Ваше отсутствие приведет Беро в ярость. Он сразу же кинется разыскивать их и впоследствии станет вас шантажировать. Он хитер и обязательно их найдет. Нет, друг мой, послушайте меня: вы поедете с детьми, Сарой и Беранже. Доберетесь до Карлата, где сможете оставить Сару и детей. Они будут там под надежной защитой. Затем вы продолжите путь в Париж, откуда с вашей помощью прибудет к нам спасение: никто, кроме вас, не сумеет добиться у короля и коннетабля подмоги. Ваш супруг вряд ли сделает это; он так горд, что не будет просить помощи. Вы вернетесь с армией, особенно если к этому времени падет Париж…

По мере того как аббат говорил, в воображении Катрин развертывался его план. Забыв об усталости и боли, она уже видела себя мчащейся, как в былые времена, по большой дороге в Париж, представляла себе, как разоблачает Апшье, снова обретает своих друзей. Она представляла, как бросится на колени перед королем Карлом, требуя справедливости, в которой ей не откажут, и потом возвратится в Монсальви, чтобы прогнать этих хищных зверей и вернуть мир и счастье…

Было ли это солнце, которое проникало теперь широкими потоками в маленькую часовню? Но тепло и радость, которые оно принесло, затопили сердце молодой женщины… чтобы тут же его покинуть.

Снаружи слышался шум боя, и она вернулась к суровой реальности. Могла ли она уехать, увезя с собой все самое дорогое, и оставить город, ее город, в разгар осады? Аббат только что сказал, что Беро д'Апшье захочет отыграться на детях за бегство матери. Кто может сказать, как он воспримет бегство всей семьи? Сколько несчастных станут жертвами его бешенства? И как потом Катрин сможет смотреть в глаза этим людям, которые, возможно, так жестоко расплатятся за нее? За нее, которая их покинула в самую страшную минуту опасности?

Худая рука аббата сдавила ее плечо.

– На днях вы попросили меня видеть в вас отныне не женщину, но сеньора Монсальви. Сегодня я вам говорю: я совладелец этого города, и, помимо лежащей на мне власти над телами, на мне лежит забота о душах. И, полностью осознавая всю серьезность положения, я прошу вас ехать, ибо вы единственная можете помочь городу. Вы должны довериться мне. Мы продержимся так долго, как только можем, будьте уверены! Но если мы против воли будем вынуждены открыть ворота, то в этом случае Беро д'Апшье будет иметь дело со мной… с Богом, исполнителем воли которого я являюсь, и он отступит перед угрозой проклятия, как уже отступил перед Святыми Дарами в день смерти нашего брата Амабля! Когда-то раньше я умел драться, и если я отказался от оружия, то еще не утратил способности говорить с людьми. Поверьте, мне легче будет урезонить Беро д'Апшье, когда вы будете далеко и мне придется иметь в виду только его алчность. Он не решится поднять на меня руку. Я отдам ему все, что только смогу найти из золота, с риском разорить монастырь, замок и богатейшие владения этой земли, но он услышит и голос разума.

– О чем можно говорить с этим чудовищем?!

– Я заставлю его убояться наказания, королевских репрессий, и он поймет, что чем больше совершит преступлений, тем длиннее окажется предъявленный счет! Или я ошибаюсь, или он довольствуется возмещением убытков. Поезжайте без страха. К тому же в этом городе есть еще силы, и мы пока не в руках Апшье!

И в самом деле, со стен стали доноситься торжествующие крики. Приступ, должно быть, снова отбили… Да, люди Монсальви умели драться.

– Трудно вам перечить, святой отец, когда вы так полны решимости победить. Однако должна поймать вас на противоречии: вы не согласились, чтобы я последовала примеру святого Павла… а сами говорите, что я должна отправиться с детьми, Сарой и Беранже. Но как? Каким путем? Или вы можете предложить нам крылья?

Широкая улыбка внезапно расцвела на худом лице аббата.

– Другими словами, вы принимаете меня за безумца? Признаюсь, впрочем, у вас есть основания думать так. Но идемте со мной, я хочу показать вам одну вещь.

– Одну вещь? Что же это?

– А вот пойдемте, вы сами должны видеть…

Подталкиваемая любопытством, Катрин, приподняв платье, устремилась в низкую дверь. Обернувшись, она задержала долгий взгляд на «Благовещении», своей маленькой скромной Деве и насмешливом ангеле.

– Если Беро д'Апшье должен разграбить мой дом, аббат, умоляю – спрячьте эту картину. Она мне дороже всего остального! Мне невыносимо думать, что она попадет в лапы этих хищников.

– Будьте спокойны. Есть вещи, которых могут касаться только чистые руки.

Следуя за аббатом, Катрин пересекла двор и оказалась на территории монастыря, пустой и безмолвной.

Шум, царивший в городе и в других частях монастыря, казалось, замирал у низкой сводчатой ограды, обсаженной маленькими самшитовыми деревцами.

Аббат провел свою спутницу вдоль окружной галереи, но когда они подходили к заалтарному фасаду, молодая женщина увидела вертикальную плиту, стоявшую как часовой над квадратным отверстием. Подойдя поближе, Катрин заметила ступени лестницы, уходящей вниз. Она повернулась к аббату с вопросительным взглядом, но тот приложил палец к губам и, зайдя в ризницу, вернулся с зажженным фонарем: