Фантомная боль - Арнон Грюнберг

— Отличные рассказы! — всхлипнула она. — В жизни есть кое-что и поважнее отличных рассказов.

Вот чего я никогда не понимал! Может, в жизни и вправду есть что-то поважнее отличных рассказов, только мне с этим пока сталкиваться не приходилось. Если отличные рассказы — это еще не все, то, выходит, это что-то укрылось от моего проницательного взора!

* * *

Я набрал номер Йозефа Капано, моего друга и секретаря. Настоящих друзей у меня нет, но слово «секретарь» не совсем точно отражает спектр наших отношений. Слово «знакомый» в данном случае тоже не подходит.

Бухгалтер продолжал невозмутимо считать. Казалось, кроме бухгалтерии, его ничто не волнует.

Когда-то Капано заработал кучу денег на торговле произведениями искусства, но работы художников, которых он двигал, неожиданно обесценились, и одновременно испарилось его состояние. Он поступил на службу к стареющей актрисе, у которой была куча денег и которая считала, что жизнь без секретаря пустая или, во всяком случае, неполная. Когда эта актриса, заработав болезнь печени, угодила в больницу, Капано стал выполнять разные мелкие услуги для меня. И хотя мы уже некоторое время были знакомы, мне оставалось непонятным, на какие средства он живет, впрочем, я придерживался того мнения, что меня это не касается.

Если накануне вечером шел дождь, то на следующее утро Капано совершал обход дорогих ресторанов Нью-Йорка и везде повторял одни и те же слова: «Я ужинал у вас вчера вечером и забыл свой зонт». Так он собирал штук сорок зонтов, которые затем продавал.

Еще он закупал продукты для обеспеченных матрон, которые все без исключения были от него без ума. Самые дорогие бутылки вина он сумками носил к себе домой, а затем их перепродавал или в припадке мрачности выпивал сам, что случалось с ним довольно часто.

По продуктам у него были особые «явки». У булочника он бесплатно забирал вчерашнее печенье, иногда даже позавчерашнее и постарше — одним словом, которое уже нельзя было выставить на продажу. Под конец обеда Капано говорил своим клиентам: «А теперь настал черед печенья — самого лучшего печенья в Нью-Йорке. Я заплатил за него девяносто долларов, но ничего лучше вы никогда в жизни не пробовали».

И все кивали, соглашаясь, что такой вкуснотищи им еще никогда пробовать не приходилось.

— А когда люди так говорят, они в это свято верят, — пояснял мне Капано, — они вспоминают, сколько они за это печенье заплатили, и тогда им кажется, что они и вправду вкушают нечто божественное.

Капано отнюдь не считал, что поступает аморально. Даже наоборот. Он говорил так:

— Я делаю людей счастливыми, как это может быть аморальным?

Я собственными глазами видел, что те, для кого Капано делал покупки, любили его, как родного сына. Вот как действует иллюзия заботы, преданности и любви! Капано предлагал высший сорт продукта, в котором человек нуждается больше всего, — лжи.

Я восхищался тем, как ему удается делать деньги из воздуха, или, как он сам выражался, «из улицы, ветра и воды, в которую я невзначай канул».

Мне это казалось идеалом жизни. Как-то раз, когда мы с ним закусывали днем, он вдруг сказал:

— Если люди перестанут смеяться, им останется только умереть.

— Йозеф, — сказал я в трубку, — это Роберт. Я сейчас в «Сент-Амбросии». Ты мне нужен.

Капано расхохотался. У него был заразительный смех.

— Повторяю: я в «Сент-Амбросии», с женщиной. Мне нужен длинный лимузин для поездки в Атлантик-Сити.

— Как, опять? — воскликнул он.

— Послушай, — сказал я, — водитель должен притвориться, что он мой личный шофер, понимаешь? Что он мой постоянный личный шофер.

Капано захохотал еще громче.

— Я эту женщину знаю?

— Нет, ты ее никогда не видел. Я сам с ней едва знаком, я даже не знаю ее фамилии.

— В таком случае будет лучше, если и она не узнает моей настоящей фамилии, — сказал Йозеф Капано. — Как, по-твоему, меня должны звать?

Тут я сам рассмеялся. Смешно, что кто-то спрашивает меня, как его следует называть.

— Михаэл Баумгольд, — на ходу придумал я.

Обычно я даю всем очень удачные имена.

— Михаэл Баумгольд, — повторил Капано, — что ж, подходящее имя для личного секретаря. Будем говорить между собой только по-английски.

Родившийся в Антверпене, Капано приобрел там дурную славу, в результате ему пришлось скрываться в Нью-Йорке. Теперь он изо всех сил старался создать себе дурную славу в Нью-Йорке тоже. Некоторые люди словно видят в этом свою жизненную задачу — повсюду создавать себе дурную славу.

— Вот еще что, — сказал я, — если это мой личный шофер, то я, конечно, знаю, как его зовут. Но как я на самом деле узнаю его имя?

— Напишу его тебе на листочке бумаги, — пообещал Капано. — Буду у тебя через час.

— Только, пожалуйста, не присылай мне мерзкий обшарпанный лимузин, пришли мне новый.

— Роберт, — возмутился Капано, — разве я когда-нибудь присылал тебе мерзкий обшарпанный лимузин?

— Нет, — согласился я.

Перед моим внутренним взором проехали все лимузины, которые в течение всех этих лет присылал мне Капано, — это было похоже на погребальную процессию крупного мафиози.

— Ну тогда зачем меня оскорблять?!

— И еще захвати с собой пару сигар.

— А это еще для чего?

— Кто знает, может, она любит сигары? Есть женщины, которым среди ночи вдруг захочется выкурить сигару. Мне надо быть во всеоружии.

— Пожалуйста.

— И еще на всякий случай захвати «резинки» и всякое такое прочее, что, по твоему мнению, может понадобиться.

Капано порой ходил за покупками и для меня. Я знал, что апельсины стоимостью два доллара за килограмм он вносил в счет по восемь. Но я смотрел на это сквозь пальцы, потому что он часто меня смешил. Люди, которые умеют нас рассмешить, — большая редкость. Кроме того, я не придавал большого значения тому, сколько я трачу денег, ведь они всегда ко мне возвращались. Если не завтра, то послезавтра, если не послезавтра, то через неделю. Так было всегда, и лишь в последние полтора года положение дел почти незаметно изменилось.

Когда я выходил из комнаты, бухгалтер не поднял глаз и не оглянулся. Карандаш по-прежнему дрожал в его руке. Я вернулся за столик.

— Через час за нами заедет шофер.

— А что, у тебя собственный шофер? — удивилась Ребекка.

— Конечно, — ответил я. — А как же жить без шофера?

— Скажи, тебе понравилась статуэтка?

— Я ее еще не распаковал, поставил ее дома возле открытого камина. Твоя подруга из-за этого не расстроилась бы?

Она отрицательно покачала головой.