Ведьмаки и колдовки - Карина Демина

— Спасибо… — Себастьян вовремя прикусил язык, с которого едва не слетело: «У меня уже есть один». И, придерживая расползающееся платье уже обеими руками, попросил: — Вы лучше шоколадом… шоколад, он, знаете ли, волнение крепко снимает! Вот у дядечки моего супружница как переволнуется, так сразу за шоколад. Сядет и грызет, грызет… целиком от плитки отгрызает! А попросишь кусочка, так не поделится… мол, невместно мне ее шоколад ести… сквалыжная она! Я-то шоколад люблю…

…зря сказал.

Спустя полчаса, кое-как отбившись от излишне назойливого целителя, который то ли выслужиться желал, то ли почуял неладное, но все норовил ручку пощупать, Тиана лежала в постели.

В шелках, кружевах и с уксусным компрессом на высоком лбу.

Матеуш, успевший сменить облачение, сидел рядом, да не просто сидел, а кормил Тиану шоколадом. И кусочки, паразит венценосный, выбирал крошечные, совал в рот… и еще в глаза заглянуть норовил.

— Вы так храбры…

— Да вы что! — Себастьян брал шоколад аккуратно, норовя не обслюнявить королевские пальцы. Во-первых, выглядели оные не слишком-то чистыми, во-вторых… правда об этой истории рано или поздно выплывет на свет божий.

На плаху Себастьяну не хотелось.

И в ссылку тоже.

— Я мышей боюся! И еще пауков… — Вспомнил давешний подарок и, не удержавшись, поскреб шею. — Бабочков опять же.

— Вы боитесь бабочек?!

— Ага.

— Почему?

…потому что от таких бабочек противоестественные наклонности подцепить можно.

— Да… — Себастьян осторожно принял очередное подношение, мысленно прикинув, что запасов шоколада в коробке, которая стояла на коленях его высочества, хватит дня этак на два. — Вы когда-нибудь вблизи бабочку видели?

Матеуш наклонился, точно желая одеяльце поправить… ну-ну… Себастьян тоже, случалось, поправлял… сначала одеяльце, потом простыночку…

— Это ж жуть невообразимая! У нее глаза огромнющие. Огнем горят. И усы… и сама она лохматая… а крылья в чешуе…

— Дорогая, вы уверены, что про бабочек говорите?

— А то!

— Огнем горят, значит… и крылья в чешуе. — Матеуш, кажется, представил себе этакого монстра и вздрогнул. — У вас, дорогая моя Тиана, очень оригинальный взгляд на… обычные вещи.

…ну да, обычные… что необычного в привороте?

— Мне жаль, я не знал об этом вашем страхе… — А теперь взгляд у его высочества стал весьма задумчив, кажется, они прикидывали альтернативные варианты. — Впредь обещаю быть осторожней… щадить ваши чувства… — И наклонились еще ниже.

Себастьян вжался в подушки…

— Скажите, чего вы еще боитесь…

В выпуклых белесых глазах его высочества ненаследный князь увидел решимость.

— Крысюков. Пауков. Про пауков я вроде говорила… и ящерок. Змей. Темноты. И когда сзади орут…

— Клянусь, я сзади орать не стану…

— Колдовок боюсь… у нас в городе жила одна старуха, натуральная колдовка! С носом кривым. И на глазу бельмо… вот ежели бельмо на правом, то это еще ничего…

Его высочество, выдохнув:

— Да…

…склонились еще ниже… а подушки сделались плотными, и сколь Себастьян ни старался, сколь ни ерзал, отодвинуться не вышло.

— Я… вас очень внимательно слушаю…

…еще ниже, носом носа касаясь. И от этакой интимности прямо кулаки зачесались. Себастьян их на всякий случай под одеяло спрятал.

— Да… нечего слушать… я уже все…

Матеуш вытянул губы трубочкой и попытался-таки поцеловать…

…Себастьян взвыл, вскакивая…

…но его высочество взвыли еще громче и отпрянули, прижимая к губам руки…

— Фто это было? — спросил он отнюдь не любезным тоном.

— Дядечка… п-подарил… — Себастьян прижался к стене, не спуская взгляда с королевича.

Тот же медленно, недоверчиво ощупывал распухшие губы, которые медленно наливались нездоровым багрянцем.

…вот спасибо, Аврелий Яковлевич, за заботу, только предупредить мог бы!

— К-кулончик, — слегка заикаясь, Себастьян вытащил из-под длинной рубашки вышеупомянутый кулончик, — н-на всякий случай.

Матеуш издал долгий, протяжный звук, от которого Себастьяново сердце оборвалось.

— Чтоб не с-соблазнил никто… д-до свадьбы.

Его высочество, продолжая ощупывать губы, кивнули.

До свадьбы, значит.

Он не был зол, скорее несколько раздражен и удивлен; но удивление это в новообретенной жизни, которая продолжалась, несмотря на люстру, было чем-то вполне себе естественным.

А Матеушу казалось, что он разучился удивляться.

…и смеяться… тем паче если над собой… а ведь и вправду смешно… соблазнитель… губы онемели, распухли и цвета стали уже не красного — пурпурного.

Королевского весьма.

И он, тряхнув головой — жест этот никак не увязывался с венценосным образом, а потому вытравливался воспитателями с особым тщанием, как и привычка грызть ногти, — рассмеялся. Громко.

Неприлично.

И долго. Гортанный некрасивый смех его, который многочисленным гувернерам так и не удалось облагородить, был слышен далеко за пределами комнаты. Но Матеушу впервые было наплевать.

Он живой.

И жизнь прекрасна, даже когда губы на пол-лица расползлись. Тиана же, опустившись на шелка и кружево, вцепилась в одеяло, натянула по самый нос и из-за этой ненадежной преграды внимательно наблюдала за королем.

— А… а шоколад очень вкусный, — сказала она, когда Матеуш отсмеялся. — К губам надо медень прижать. Меня как-то пчела укусила… у дядечки ульи стоят, медок собственный дюже хороший, но пчелы злющие, что выдры! И я пейзажу писала, а она как подлетит! Как в губу вцепится! Та и распухла… вот мне стряпуха подсказала медня приложить, чтоб спухлость прошла… и прошла…

Звенел голосок панночки Белопольской, которая, конечно, не особо умна, но прелесть что за дурочка… и птицы за окошком пели…

…и розами пахло.

И лето горело во всей его летней красе…

Как бы там ни было, но Цветочный павильон его высочество покинули пусть и с распухшими губами, но в настроении великолепнейшем.

До свадьбы, значит?

Будет ей свадьба… вот сразу после конкурса и будет…

…терпение не относилось к достоинствам Матеуша.

Боги даруют нам родственников; друзей, слава богу, мы выбираем сами.