Сон Видящей - Алексей Олейников

– Вас проводить, ясная госпожа? – Никифор Ермаков, председатель Совета Собора, собственной персоной. Большие пальцы крепких рук за узорчатым поясом, он стоит на манеже твердо, как скала, но Дженни помнила его шутливый поединок с племянником, как легок его шаг, как быстры движения.

– Разве что до выхода, – улыбнулась Дженни. – Тут не протолкнешься.

– Никогда не следует заходить в дом, если в нем всего один выход, – Ермаков кивнул в сторону темного провала, ведущего в закулисную часть.

Ясные глаза у Ермакова-старшего, безмятежные – чего тебе опасаться, Дженни? Разве он не председатель Совета Собора? Тебе ли бояться цирковых кулис, ты выросла в них.

Только отчего-то у Дженни в груди застучало сердце.

– Вы знакомы с мистером Морелем? – спросила она, выглядывая Тадеуша, Эда или хотя бы Германику, но никого из знакомых рядом не было. Только быстрые, как блики света, взгляды, которые на нее бросали представители. Они не спешили расходиться, толпились, спорили, отчетливо разделяясь на два лагеря.

– Почитай, лет тридцать, – кивнул Никифор. – На цирковом фестивале в Милане встретились.

– У вас в Китеже нет цирка, – заметила Дженни. – Вы же говорили, что живете общиной.

– Все верно, ясная госпожа. Фестиваль – это для миролюдов, простых людей. А на деле в Милане был сбор европейских Магусов, почти как этот Собор. Там я и с Марко Франчелли знакомство свел.

– Вы знаете моего деда?

– И его, и вашу маму, – Никифор слегка улыбнулся. – Красавица она была. Ясная госпожа, что ж мы здесь топчемся, как зазывалы на ярмарке?

– Да, разумеется, – помедлив, сказала Дженни. Глупо стоять посреди манежа, глупо не доверять Ермакову. Эд же сказал, что он не захвачен диббуками.

Она двинулась к кулисам, Никифор шел рядом, он был куда ниже Людвига Ланге, но Дженни казалось, что рядом движется гора.

– В Магусах все кажется иным, другой облик примеряет, – шепнул он ей, когда они вошли в темноту. – Будьте осторожны, ясная госпожа.

– О чем вы?

«Опять намеки!»

Они быстро прошли за кулисами, а навстречу из-за реквизита и декораций выныривали молодые люди в униформе бретонского цирка «Луны и Солнца», который был прикрытием Магуса Мореля.

– Врагов у вас много, вот о чем разговор веду. Особливо здесь, на Соборе. Начать с Лекарей…

– Думаете, они захотят меня выкрасть? – спросила Дженни. – Наверняка Талос об этом мечтает.

– Выкрасть? – глава Китежского Могущества усмехнулся. – Может, Судья Талос такую мечту и имеет. Но уж точно не Лекари.

Дженни сбилась с шага:

– Тогда что им надо? Они хотят упечь меня в Замок Печали?

Вот и дверь, светлый прямоугольник, за ним веселая жизнь фестиваля, там дети, солнце, музыка. Никифор Ермаков взялся за ручку, но не открыл дверь.

– Вижу, ясная госпожа, вы о Лекарях и половины не ведаете, что надобно. Они не просто опасны – они язва Магуса. Вот брат мой, Захар. Старший, – задумчиво сказал Никифор. – Супротив него я как щенок против медведя был. Сила в нем была необоримая. Кабы одно кольцо в земле, а другое в небе, он ухватил бы оба и небо к земле притянул. Никогда в Китеже такого Стража не рождалось, и впредь уж не родится. Тяготила его сила, дух в груди запирала. Но если прорыв у нас случался, он первым шел. Никакая нелюдь с ним совладать не могла.

Пальцы его гладили белый металл ручки, но Дженни казалось, что пожелай он – и металл послушно согнется, потечет под пальцами.

– Ваш брат сорвался в чудодейство? – догадалась Дженни.

Ермаков глухо продолжал:

– У него столько силы было, что его расплата ослабить не могла. А в битве всякое бывает, гнев глаза застит, сердце мутит. Сорвался Захар, в штопор ушел, как у нас говорят. Он бы расходился и отлежался, как и раньше бывало. Кругом тайга, никого из миролюдов на двести верст окрест.

– То есть как «отлежался»? – опешила Дженни. – Если кто-то впал в чудодейство, его же нельзя вернуть обратно. Только Лекари могут…

– Это они так всем говорят! – оборвал Никифор. – А мы в Китеже сами управляемся. Пошатается молодец по тайге, поломает деревья, зверье распугает – тут его, глядишь, расплата в бараний рог и скрутит. Тогда мы его, голубчика, и берем тепленького – и к Ведунам нашим. Пущай отлеживается, отвары пьет да по Сонному тракту бродит. Тут не тело – тут душу надо лечить, она движет человеком, душа болеет, хочет невозможного.

– Значит, Лекари забрали вашего брата, – сказала Дженни. – Это ужасно.

– Не просто забрали, а душу выпили! – резко сказал Никифор. – В этом Замке проклятом только его тело, а где душа заперта – никому не ведомо. – Он наклонился к Дженни: – Будьте осторожны, ясная госпожа. Если они так поступили с простым Стражем, что они сделают с Видящей?

Дженни пробила дрожь:

– Я же… не впадаю в чудодейство! С чего бы им…

Ермаков распахнул дверь, Дженни зажмурилась.

– Столько веков минуло со времен Договора. И никто из Видящих не доживал до своего пробуждения, ясная госпожа. Почему?

Дженни открыла глаза. Никифора не было. Солнечный прямоугольник лег под ноги, приглашая пойти вперед, на светлую весеннюю траву – яркую, как человеческие надежды.

* * *

– Мастер, она уходит!

– Не сейчас, Агриппа. Ты же видишь, ее сопровождают.

– Тогда…

– У нас еще есть время. Дженни Далфин не всегда будет под присмотром. Больше мы не подведем господина Аббэроэта.

– Но это Собор Магусов, можем ли мы…

– Для нас собор – лишь удобный повод. Не забывай, Агриппа, своей клятвы. Мы должны охранять мир от угрозы, которую несет с собой Магус. Чтобы одолеть чудовищ, люди Магуса сами становятся чудовищами. И мы единственные, кто может их сдержать. Наша задача куда важнее, чем просто споры, кто будет править на Авалоне. Если Видящая пробудится, и Скрытые, и Внешние земли окажутся в величайшей опасности. Следи за ней, Агриппа, глаз не спускай. Скоро у нас появится подходящая возможность. Вы уже поймали ее зверя?

– Да, господин, он спит. Зелье вербены пленило его дух.

– Не давайте ему пробудиться, он не должен ее предупредить.

Дженни выскочила на улицу. Узкий проход, перегороженный канатами купола. Синее весеннее небо. Яркое солнце. Музыка доносится издалека, из человеческого мира. Праздник.

А ей совсем не весело. Словно радость – это вода, и она ушла в песок. Внутри Дженни холодная пустыня. Нет, это не страх. Бояться полезно. Скручивает живот, сердце колотится, ты слышишь все на километр вокруг, чувствуешь, как дрожит проволока под стопой, когда до манежа – десять метров свободного падения. Нервы натянуты, как проволока под ногами, и ты идешь по ней, не ошибаясь. Страх спасает.