Ассоциация вольных стрелков имени товарища Вильгельма Телля и друга его Робина Гуда - Юрий Артемьев

глаза. Молчу. Смотрю на своих пленителей.

— А чего ты не орёшь? — язвительно спрашивает Серый.

— А чего орать-то? Ты небось, место выбрал тихое… Безлюдное.

— А то как же… Молодец! Быстро смекаешь.

— Лучше развяжи меня! Тогда и разговор получится плодотворный.

— Ты у меня и так заговоришь.

— Пытать будешь, дядя?

— Обязательно.

— Что? Прямо здесь? Это же не эстетично.

— Чего? Ты поумничай ещё. Базлаешь, сама чего не знаешь… Говори лучше, о чём с тобой Черкас наедине шептался.

— Да всё о том же… Как вылечить того человека.

— Звиздишь, сука!

— За «суку» я с тебя, дядя и спросить могу…

— Чего, *ля… Да и ты, *ля, сука! И Черкас твой тоже ссученный!

— Он такой же мой, как и твой.

— Сява! Ну-ка, поди сюда!

— Чего, дядя Гнат?

— Писка у тебя с собой?

— Всегда с собой.

— Распиши ей морду. Да не спеша… Пусть прочувствует на своей шкуре, что грубить старшим вредно для здоровья. В школе, наверное, плохо училась.

Савелий достал из кармана монетку. Я вспомнил, что у карманников именно она называлась — писка. Остро заточенная монета, которой они резали карманы и сумки. Почему не нож и не бритва? Да потому что, сбросив монету на землю при первом же шухере, остаёшься чистым. А нож или бритву так просто не выбросишь.

Терпеть боль от разрезанной кожи на лице совсем не хотелось. Я задёргался. Сява ухмыльнулся. Его улыбка уже не была такой доброй, как вчера. А я ведь к нему нормально так относился… До сегодняшнего дня.

— Хорош уже! Чё мне потом делать-то с такой расписной мордой? Расскажу я тебе, дядя всё, чего ты ещё не знаешь.

— Погоди, Сява! Ещё успеешь… Послушаем, что она сказать хочет… Ну! Говори! Чего я ещё не знаю. — он наклонился ко мне.

Глава 14

— Ты не знаешь, дядя, что я уже развязала руки…

Я выдёргиваю правую руку из-за спины и указательным пальцем, тычу ему почти в лицо, брызгая кислотой прямо в глаза…

— А-а-а… — кричит Серый, зажимая глаза ладонями.

Но мне некогда разглядывать его страдания. Я выдёргиваю из рукавов свои стилеты…

— Косяк на тебе, сявка дешёвая! Обыскивать надо, прежде чем связывать…

Савелий видимо только со связанными девушками был такой смелый. Ну, или если со спины по голове чем-нибудь огреть. А вот так вот — один на один… Не боец.

Вместо того, чтобы налететь на меня, или хотя бы сымитировать атаку, он попятился назад. А я наоборот сделал два шага вперёд, и воткнул свой правый стилет в горло Серому, который всё ещё скулил, стоя на коленях, прикрыв лицо руками. Оставив стилет в его горле, я снова сделал шаг вперёд.

Сява, наконец-то, опомнился, и увидев, что я лишился одного из ножей, дёрнулся на меня.

— Утю-тю-тю-тю… — проговорил я, доставая из-под кофты запрятанный за пояс наган. — Я же тебе говорил, Сява. Надо было лучше обыскивать…

— Сука! — сказал, как выплюнул Савва.

— На колени! Руки за голову! Останешься жив, если всё расскажешь. — с этими словами, я взвёл курок на револьвере.

Можно было и самовзводом стрелять, но взведение курка оказывает незабываемое воздействие на неокрепшие умы малолетних бандитов.

Тело передо мной упало на колени, заложив руки за голову.

Я навёл ему револьвер прямо в лоб, уперев глушитель в кожу с капельками пота… При этом я пристально посмотрел ему в глаза. В его глазах плескался страх. Этот крысёныш, только что желавший резать моё лицо заточенной монетой, очень хотел жить.

— В глаза смотреть!

Он уже подчиняется, даже не дожидаясь моего ментального посыла. Но мне нужна сейчас ещё и полная правда. От этого очень многое зависит. Запускаю тестовый импульс подчинения. Вижу зелёный отблеск в его глазах.

— Ты готов отвечать на мои вопросы?

— Да…

Его голос уже тихий и подобострастный. Он и раньше был на вторых ролях. Явная шестёрка при больших дядях. А сейчас под лёгким ментальным давлением сразу готов подчиняться.

Сявка — он сявка и есть…

— Что хотел Серый со мной сделать?

— Узнать о том, что говорил тебе Черкас, а потом убить.

— Зачем ему это?

— Сместить Черкаса, не допустить излечения Дьяка… Он сам хотел стать положенцем на Ростове.

— Почему ты предал Черкаса? Он ведь доверял тебе…

— Серый обещал меня поставить смотрящим.

— Черкас действительно хочет вылечить Дьяка?

— Да! Дьяк поддерживает Черкаса.

— Где найти Дьяка?

— Я знаю адрес…

— Есть у тебя бумага? Карандаш?

— Да. Есть. — он полез за пазуху. Я напрягся, но он действительно достал замусоленный блокнотик и огрызок карандаша.

— Запиши адрес, и как по нормальному зовут Дьяка.

Слюнявя химический карандаш, Сява старательно выводит буквы на бумаге. Забираю у него блокнот. Вроде всё разборчиво записал. Разберусь.

— Черкас был в курсе замыслов Серого?

— Кажется, подозревал. Но предъяву не кинул. Доказухи у него нету. А может на сходняке хотел предъявить… Я не знаю. В такие подробности он меня не просвещал.

Всё… Сява мне больше не нужен.

— Лёг на землю! Мордой вниз! Руки держать на затылке!

Исполняет беспрекословно. Подхожу к Серому. Шарю по карманам мёртвого тела… За голенищем сапога нахожу финку с наборной рукоятью. Забираю себе, и подойдя к лежащему лицом вниз Сяве, с силой втыкаю ему в затылок. Сука сучит ногами и затихает.

Выдёргиваю финку. Лёгкий фонтанчик крови брызгает из затылка, но тут же прекращается.

Финку, обтерев о край одежды убиенного Сявы, вкладываю в правую руку Серого. Выдёргиваю свои стилет, и обтерев об одежду покойного, прячу в рукав.

Захожу в дом, расположенный на этом же участке. Не дом, а одно название. Развалюха… Покосившийся сарай с окнами. Но печка в нём всё же присутствует, что-то типа буржуйки. А над жестяным ведром висит рукомойник.

Стянул с себя «лишнюю» одежду. Стягиваю грубо, практически разрывая на части старые Нинкины шмотки. Расстёгивать уже лень… Дам потом Нинке денег на новую одежду. Засовываю рваные тряпки в раскрытое жерло печки. Добавил несколько щепок. Нашёл спички на полке. Зажёг кусок газеты, засунул в печь… Стаскиваю остальную одежду. Остаюсь в своём. Тряпки, сгорая, дымят нещадно… Но горят… Добавляю по мере сгорания остальные ненужные уже вещи…

Раскатываю вниз штанины комбинезона. Теперь мне так будет удобнее. Добавляю ещё пару поленьев в разгоревшуюся печь, и не дожидаясь, пока всё прогорит, я покидаю этот дом. Покидаю этот участок. Покидаю этот посёлок.

На станцию я не пошёл. Сразу спустился к реке. Кажется, что это Мёртвый Донец, какой-то приток Дона… А может я и ошибаюсь. Я тут не местный.

Иду вдоль по берегу.