Настоящее прошлое. И снова здравствуйте! - Роман Злотников

– В основном – да. Но это же борьба. То есть единоборство. Так что про удары там тоже было. Но я же сказал, что рассказал, что можно делать, а чего пока нельзя, и картинки с рисунками ненужных и вредных сейчас упражнений позачеркивал. – Я делано печально вздохнул. – Но они, видать, не послушали…

Как бы там ни было, после прихода домой мама потребовала от меня продемонстрировать это самое «карате». Ну, в смысле те упражнения, которые я делаю. Что я с удовольствием и сделал. Потому как в моем собственном комплексе никаких особенных ударов не было. Максимум махи… В то, что это и все, мама, похоже, не поверила. Но вот этими, показанными мной упражнениями заниматься мне разрешила. Правда, заставила повторить их еще раз уже в присутствии бабуси и дедуси. Ну чтобы они весь мой комплекс посмотрели, запомнили и более ничем другим мне заниматься не разрешали. Только показанным… На этом легализация моего старческо-детского комплекса ушу в качестве моей стандартной домашней разминки/тренировки и завершилась.

Но для меня самого на этом дело не закончилось. На следующем занятии я выкатил детдомовским пацанам «предъяву». Потому как они меня «сдали». Что было совсем не по-пацански. И ни незначительность повода, ни отсутствие моего наказания здесь никакого значения не имели. Как и то, что все произошло случайно. Просто Пыря ляпнул, не подумав, что они вовсе не дрались, а типа тренировались в борьбе, про которую им рассказал «один пацанчик в бассейне». А многоопытный завуч, который их и спалил, после этого быстро раскрутил их на всю остальную инфу… Но они и сами понимали, что виноватые. Так что после короткого разговора на повышенных тонах согласились, что должны мне по одному желанию. И что они исполнят его «по-любому». Когда бы я его ни запросил. «Заметано, Ром. Железно! Хоть в пятнадцать лет, хоть в двадцать, хоть в тридцать…» Это, если кто не понял, я их специально раскрутил на подобное обещание. Потому что были у меня на них некоторые планы в более старшем возрасте. Это сейчас пока у нас тут вокруг Советский Союз, а вот впереди нас ждет развал и жуть девяностых. И вот я совсем не исключаю, что как раз они таки в эти девяностые устроятся намного лучше остальных… Нет, понятно, что никто не может дать никаких гарантий, что через двадцать пять – тридцать лет все эти детские обещания все еще будут иметь хоть какую-то цену, но-о-о… иногда в жизни все складывается так, что решение делать – не делать или там помогать – не помогать зависает буквально на волоске. То есть достаточно всего одной «соломинки», чтобы чаша весов склонилась в нужную сторону. Так почему бы этому детскому обязательству и не стать той самой «соломинкой». Кто знает?

А еще я все это время нет-нет да и заводил разговор про папу. Мама поначалу досадливо хмурилась, мило прикусывала губку, пыталась завести разговор про «нового папу», который будет лучше прежнего, но я стоял на своем – скучаю по папе, и точка! А потом, похоже, она и сама начала в этом самом «новом папе» разочаровываться. Она встречалась с ним не так уж часто – максимум пару раз в неделю. И к концу второй недели появились признаки того, что у них там что-то идет не так. Слабенькие и для обычного ребенка совершенно непонятные, но для человека, у которого книги Эрика Берна, Джозефа Халлинана и Чарльза Даххига были, считай, настольными, они были вполне очевидными.

Кроме того, за это время я сильно порадовал маму своими успехами в чтении, весьма бегло прочитав ей вслух поэму Пушкина «Руслан и Людмила», а также и в арифметике, решив несколько простеньких примеров на сложение и вычитание. Отчего был тут же с восторгом признан гением! После чего у мамы начался педагогический зуд. Она возжелала, чтобы я непременно и быстро освоил деление и умножение. Но это уже совершенно не входило в мои планы. Потому что дальнейшие успехи были способны увести меня на дорожку «вундеркиндства». Так что пришлось старательно демонстрировать тупизну, время от времени разражаясь слезами. Что, впрочем, оказалось не слишком сложно. Достаточно было просто немного отпустить реакции своего детского тела… Так что через некоторое время мама отстала от меня с этой идеей. Но и с уже показанным я явно продемонстрировал уровень развития куда выше обычного для пятилетки. Так что перед самым отъездом маме пришла в голову идея отдать меня в школу пораньше – не в семь, как это было принято сейчас, а в шесть лет. Ну, дык, и учились в настоящее время не одиннадцать лет, а всего десять… И вот эта идея, после того как я ее всесторонне обдумал, мне понравилась. Год – это ж не «вундеркиндство». Так что времени развиться и освоить все, что я захотел, – у меня вполне хватит. А кое-что из того, что я прикидывал, вполне можно перенести и на институт. Зато студент в отличие от школьника воспринимается окружающими вполне себе взрослым. Несмотря на свой реальный возраст. Так что, если я могу стать в глазах окружающих взрослым на годик пораньше – очень многое можно будет начать воплощать в жизнь также несколько пораньше и, следовательно, с куда меньшими усилиями. Либо скорее получить дополнительную фору на случай каких-нибудь неожиданностей или собственных косяков. Причем в отличие от «вундеркиндства» я этим никакого особенного внимания не привлеку. Тем более что сильно напрягаться от более раннего поступления в школу от меня тоже не потребуется. Уж программу-то первого, второго и третьего классов я точно должен буду отрабатывать влет. Это позже – когда пойдут всякие предметы типа химии и физики со всякими формулами и реакциями, а также интегралы/дифференциалы – точно начнутся напряги. А пока… Хотя-я-я, пожалуй, стоит ближе к Новому году заняться всякими палочками, крючочками и кружочками. Да и вообще как можно больше тренировать мелкую моторику. Иначе проблемы начнутся уже в первом классе. С правописанием. Но в принципе идею с более ранним поступлением в первый класс, пожалуй, стоит продвигать и поддерживать. Например, освоив-таки пока типа никак не дающиеся мне умножение с делением. Но не сейчас, а чутка попозже. Месяца через четыре-шесть…

После того как мама уехала обратно к себе в Арзамас-16, моя жизнь вернулась обратно в уже устоявшуюся колею. С утра я шел в детский сад (сам, в одиночку!), а после обеда за мной приходила бабуся и отвозила на плавание или гимнастику. Ну или отправляла меня туда самостоятельно. А после окончания занятий я вместе с детдомовскими занимался очень важным делом – зарабатыванием денег! Идею предложил Бурбаш. Тот самый пацан, который сумел растащить нас с Пырей по, так сказать, «углам ринга» во время той нашей первой, «ознакомительной» драки… Нет, мы не воровали. Ну, то есть зуб давать за это я за своих приятелей не стал бы, но если что и было – то точно не при мне. А вместе со мной мы просто оббегали по очереди окрестные дворы, собирая все, что попадалось на глаза: бутылки, бумагу, картон, ржавые гвозди и куски железа, мятые ведра, гнутую арматуру и все такое прочее… Как выяснилось, он у кого-то разузнал, где все это добро можно было сдать. Нет, в той, своей уже прожитой жизни я тоже в школьные годы собирал макулатуру и металлолом. Но исключительно как примерный пионер. То есть в составе класса и бесплатно. Да я даже цен на это вторсырье не знал! А между тем килограмм макулатуры, как выяснилось, стоил ажно двенадцать копеек. Столько же, сколько и бутылка из-под лимонада или пива. Килограмм металлолома шел уже по двадцать восемь копеек. Молочная бутылка по пятнадцать. А самыми дорогими были бутылки из-под шампанского… Нет, полную цену таким соплякам, как мы, никто не давал, но-о-о… копеек по пять за килограмм макулатуры и пятнадцать за кило металлолома нам платили. На подобный «тариф» Бурбаш сумел-таки договориться. Так что бизнес приносил нам вполне заметные деньги. Потому как тот же стаканчик мороженого стоил девятнадцать копеек, а, скажем, слоеный «язычок» с сахаром и вовсе одиннадцать.