Сотворение мира - Татьяна Кудрявцева

– Если плачет, значит, жив, – деликатно кашлянув, резюмировал Геннадий.

Геннадий умел играть не только в футбол, но и в шахматы, ему никогда не изменяла логика. Медленно, но верно он просек ситуацию и теперь мог дать любой совет. И дал:

– Нажмите на сброс, месье, мобильник наверняка завис.

Жоффре нажал на сброс, и мобильник тотчас же зазвонил.

– Вуаля! – сказал Жоффре на нервной почве вместо «алло» и услышал:

– Господин вице-консул! Вас разыскивает какая-то женщина. Она утверждает, что это срочно. Говорит, что русская, но выражается по-французски, как настоящая парижанка.

– По поводу?! – рявкнул в трубку Жоффре.

– По поводу… минуточку! По поводу находки, то есть утери вами прибора. Это маленькая блестящая вещь, величиной со спичечный коробок.

Жоффре похолодел, несмотря на то что Геннадий держал над ним зонтик и снег ему на голову уже не падал. Жоффре мгновенно всё понял. Блестящая вещь – это гармонизатор Жюстин, с которым Жюль никогда не расставался. Живой не расставался… Сначала Жюстин, теперь Жюль… А вдруг… вдруг его похитили?!

– У страха глаза велики, – пробормотал Геннадий.

Но Жоффре его не услышал. Иначе непременно запомнил бы эту поговорку. Она была, что называется, не в бровь, а в глаз…

– Я сейчас буду, – хрипло и устало проговорил Жоффре в трубку. – Где машина? Да уберите вы этот зонтик! Теперь он мне для карася…

Жоффре хотел сказать: «Как рыбке зонтик», но от расстройства слегка перепутал русские слова.

Последнее указание, естественно, предназначалось Геннадию. Но Геннадий уже сидел в салоне их «мерседеса», сориентировавшись минуту назад по лицу Жоффре. У Жоффре было очень подви́жное лицо, с богатой мимикой. Как-никак, к их роду принадлежали не только военные, дипломаты, врачи, но и шляпница Барбара, садовницы из предместий, а так же актерки из оперы!

Жоффре уже минуты две сам держал зонт, но с горя не сразу это понял. Обнаружив свою промашку, он уставился на зонтик с большим недоумением, швырнул его в урну и сел в машину.

– Пардон, – хмуро бросил он Геннадию. – Будем следовать в консульство очень быстро!

– Будем в лучшем виде, – успокоил его шофер. И рванул с места, как стритрейсер.

Геннадий, несмотря на здравомыслие, тоже порядком переживал. И куда только подевался этот мальчишка? Тем более в свой день рождения! В «бардачке» у Геннадия лежал для Жюля подарок – карта Петербурга. Самая точная, для автомобилистов.

В машине было тепло, снег на волосах Жоффре растаял. Но прядь на лбу так и осталась белой…

Когда Дина Августовна примчалась в Тусину квартиру, там уже был накрыт стол. Агнесса Федоровна любила общество: она расцветала, когда приходили гости, даже если просто так, без повода и не званы. А тут такой день! Единственная внучка сделалась абсолютно здоровой без помощи семейных врачей, от одного только ее, Агнессы Федоровны, присутствия. День был полон событий, страстей, к тому же снег пошел!

Агнесса Федоровна ненавидела «лысые» будни, которые двигались своим скучным чередом, «без ничего» интересного. Она обожала играть в снежки, а еще она обожала, когда вокруг нее все крутилось и струилось. Скромность Агнессе Федоровне свойственна не была. Даже в юности. Когда учителя упрекали ее за то, что она не умрет от скромности, юная Агния думала про себя: «Смерть от скромности не лучшая смерть». Иначе зачем тогда было поступать в театральный?

В тот день Тусина бабушка развернулась во всю мощь своих кулинарных способностей. Чувство меры было ей несвойственно! Она испекла торт со сгущенкой, очень вкусный и очень вредный. А еще нажарила чебуреков с мясом и оладьев с яблоками. Словом, вагон «ядов», как сказали бы Тусины родители, если бы сидели сейчас за столом. Но они, естественно, были на работе, и слабо́ им было с этой работы сбежать.

Дверь у Думовых болталась нараспашку, у входа валялись Варькины сапожки, а из комнаты доносился смех.

Дина Августовна рассердилась.

– Варвара! – крикнула она с порога. – Ты опять не закрыла дверь!

Дина Августовна забыла даже, что это не их дом, а Тусин и что сначала следует поздороваться. Когда мама на Варьку сердилась, она всегда называла ее Варварой, теряя чувство реальности. Незапертые двери были Варькиным бичом и вечным страхом ее мамы: все матери переживают за своих детей, особенно если растят их в одиночку.

Дина Августовна встряхнула волосами и выронила молодежную заколку-«крабик».

– Ну подумаешь, две-е-е-рь! Это же мелочи жизни-и! – красивым голосом пропела Агнесса Федоровна, вплывая в прихожую и во все глаза рассматривая Варькину маму. – У нас тут такие дела!.. Давайте кофейку выпьем! – И тут же восхитилась: – У вас не волосы, а прямо водопад! Чистое серебро!

Тусина бабушка давно хотела познакомиться с Варькиной мамой, да случая не было. Туся ей уже все уши прожужжала, какая Дина Августовна красавица да как знает французский и, ко всему прочему, художница.

Сказать по чести, единственные люди, которые не замечали красоты Варькиной мамы, были они сами – мама и Варька. Варька – потому что привыкла, а мама – потому что забыла. Варькиной маме некогда было смотреться в зеркало: хлопот полон рот, и трубы в ванной надо менять, к тому же ждет любимая работа в «Домике».

– Извините, я спешу, – досадливо поморщилась Дина Августовна в ответ на любопытное разглядывание Агнессы Федоровны. И покраснела.

Ей стало неловко. Быть неучтивым нехорошо. Тем более с теми, кто тебя старше. Хотя Варькина мама не умела обижать и младенцев, которые еще не разговаривают. Вообще она никого не обижала. Только воспитывала.

– Я бы с удовольствием кофе выпила, спасибо, но у меня там дети одни. Ангелов ваяют. Варька-то где, а?

В ту же секунду Варька выскочила из комнаты. Жуя. За ней – Туся. Руки и лица подружек были измазаны в торте, поэтому Варька держала гармонизатор через бумажную салфеточку. Через салфеточку он не урчал и не сиял.

– Вот она, эта штуковина! Мальчишка какой-то выронил! Пошли торт есть!

– Скиньте вашу шубку! Можно пройти и в сапогах, – проворковала Тусина бабушка светским тоном. – Чашечка кофе – минутное де… – Она не успела закончить фразу.

Лицо Варькиной мамы осветилось каким-то удивительным светом. Словно луна на картинах Куинджи Архипа Ивановича. Дина Августовна обхватила гармонизатор обеими ладонями, и он вновь принялся урчать и вибрировать, как крошечный довольный котенок. На душе у Дины Августовны сделалось тепло и легко. Как будто она вовсе не устала. Как будто она ни капли не спешила. Как будто в ванной не надо было менять ржавые трубы. У нее даже все морщинки на лице разгладились.