Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Ангел мой, ты не будешь ничего переписывать. Я все объясню твоей учительнице. Но ты весь взмок! Пойдем наверх, я тебя помою и переодену.

— Мадемуазель Андреа водила нас на прогулку, и мне очень жарко.

— Я знаю, но у вас ведь был урок естествознания, не так ли?

— На черта мне сдались эти лягушки и водяные растения!

— Нельзя так говорить, — пожурила его мать.

— А Ламбер так говорит!

Ламбер, ужасный отпрыск Онезима Лапуэнта и Иветт, дочери бывшего местного кузнеца, выражался, как его родители. Поднявшись по социальной лестнице, Лора тщательно следила за речью детей, которые были на ее попечении. Она взяла сына за руку и отвела его в современную ванную комнату, стоившую ей немалых средств.

— Теплая вода тебя успокоит, милый, — с нежностью сказала она. — А потом ты наденешь свой новый фланелевый костюм.

— Мама, а почему папы не было на моем дне рождения? А пони? Вы же с папой обещали купить мне пони!

— Мы передумали, Луи. В следующем году будет видно. И не спорь со мной. Идет война, и ты должен быть благоразумным.

Она включила воду. Мальчик, раздевшись, подпрыгнул на месте и, громко крикнув, очутился в ванне. Лора смотрела на него теплым материнским взглядом. Супруга Жослина была страстной натурой, не признающей полумер. Из-за своего несдержанного темперамента она страдала амнезией несколько лет, и ее мозг отказывался признать, что они с Жослином бросили свою годовалую малышку Мари-Эрмину. Хотя сестры Нотр-Дам-дю-Бон-Консей с любовью воспитали подкидыша, Лора так и не смогла до конца оправиться от этой разлуки. Вот и сейчас ей тоже хотелось оказаться рядом со своей дочерью, обнять ее, взять под свое крыло.

— Луи, ты брызгаешь на меня. Вредный мальчишка! Мое платье все мокрое!

Но ее сын продолжал резвиться, по его обнаженному телу струилась вода. Она завороженно смотрела на мальчика, испытывая болезненное чувство. Луи немного похудел за последнее время, и его хрупкое тело, лицо с высоким лбом, изгиб бровей невольно напоминали ей одного человека. Была также похожа и улыбка, и ямочки на щеках. «Господи, сделай так, чтобы я ошиблась, — беззвучно молилась она. — Разве я это заслужила? Получить такое наказание за минутную слабость!»

Она тяжело вздохнула, удрученная жестокостью судьбы. Если бы у Лоры была верная подруга, достойная доверия, она могла бы поделиться с ней своими сомнениями и тревогой. «Я никогда не осмелюсь признаться в этом Эрмине. Она будет меня презирать. Мне нужно просто забыть о том, что я совершила, и повторять себе, что этого не было. Тем более что, если Жосс меня бросил окончательно, проблема исчезнет сама собой».

Несмотря на попытку успокоить себя, Лора расплакалась, что случалось с ней крайне редко. Встревоженный, Луи замер на месте.

— Мама, почему ты плачешь? — спросил он.

— Потому что я люблю тебя, мое сокровище! Я очень сильно люблю тебя и хочу сделать тебя счастливым. Вылезай из ванны, скоро будем обедать.

Она завернула его в большое полотенце, посадила к себе на колени и закрыла глаза.

— Мой драгоценный мальчик!

Она снова увидела себя в конце августа 1933 года в номере отеля Шабора. Они с Жослином провели яркое лето, встретившись после долгой разлуки. «О да, это было прекрасное лето! Я считала Жослина погибшим, а накануне моей свадьбы с Хансом он появился. Поначалу он вел себя сдержанно и не приближался ко мне».

Но она сумела вновь покорить своего супруга и восстановить их семейную жизнь. Хансу Цале, не ожидавшему такого удара судьбы, пришлось смириться с неизбежным. «И 20 августа 1933 года я получила телеграмму от Ханса! Он окончательно покидал страну и просил меня о встрече. Жослина дома не было: он поехал с Жозефом Маруа на сахароварню. И я согласилась на это свидание! Онезим подвез меня на грузовике до Шамбора. Я хорошо ему заплатила, чтобы он никому не рассказывал о моей вылазке. Беднягу Ханса, открывшего дверь, сотрясала нервная дрожь. Похоже, он испытывал невыносимые муки».

Лора встряхнула головой, чтобы не думать о продолжении. Луи, любящий ласку, поудобнее устроился у нее на коленях.

— Еще немного, мам. Мне так хорошо!

— Да, мое сокровище.

Воспоминания вновь нахлынули сами собой. Ханс сказал, что понимает ее выбор, что она проявила преданность, вернувшись к своему мужу. Он добавил, что будет всегда ее любить, что она озарила его жизнь робкого, близорукого и неловкого музыканта. Тем не менее этот мягкий и нежный мужчина, чуть моложе ее, в течение двух лет был ее любовником. Оказавшись с ним наедине, она ощутила волнение. Было душно, надвигалась гроза. Когда Ханс Цале, подавив рыдания, стал целовать ее руки в перчатках, она почувствовала, что слабеет. Потом он обнял ее и прижал к стене.

— В последний раз, я хочу тебя в последний раз, — стонал он, лаская ее.

Она позволила довести себя до кровати, желая поскорее утолить свое желание и уйти. Ханс оказался не на высоте, но, когда он набросился на нее, у него было выражение потерявшегося ребенка, словно само удовольствие доставляло ему страдания.

Лора выскользнула из отеля со спокойной совестью. Она не думала, что у этой короткой встречи будут какие-то последствия. «Вечером я легла спать с Жослином и больше не вспоминала о Хансе, который сел на поезд до Монреаля. В первые годы жизни Луи я ни на секунду не предполагала, что он может быть не от моего мужа. Но теперь это подозрение сводит меня с ума: Луи все больше становится похож на Ханса! В любом случае тот уже умер и никто не сможет меня выдать, никто. Если только Онезим? Но нет, ему не поверят на слово, к тому же он не знает, что я делала в тот день в Шамборе».

— Мама, не плачь, — попросил маленький мальчик. — Я тоже тебя люблю!

— Тогда у нас с тобой все будет хорошо, — ответила Лора, заставив себя улыбнуться.

Северная часть Перибонки, вторник, 15 сентября 1942 года

— Я не знаю, где сейчас моя тетка, — повторил Шоган в третий раз, не удостоив взглядом своего собеседника, Жослина Шардена.

Тот сдержал раздраженный вздох. Он покинул Валь-Жальбер в середине мая, и эти последние недели, проведенные в бесконечных странствиях, его окончательно измотали. Все складывалось не так, как ему хотелось. После тщетных поисков Талы и Кионы в окрестностях Перибонки Жослин снова начал кашлять. Когда у него поднялась температура, его встревожила мысль, что, возможно, это рецидив опасной болезни, которой он переболел десять лет назад. Он обратился к врачу в соседнем городке, и тот посоветовал ему вновь поехать в туберкулезный санаторий Лак-Эдуарда, раз уж ему хорошо знакомо это заведение.

Раздосадованный и крайне обеспокоенный, Жослин был вынужден вернуться в Валь-Жальбер и сообщить Лоре о своем состоянии здоровья, после чего попросил необходимую сумму денег на свое лечение. У него не было никакого личного дохода, а последние сбережения он истратил на поиски. Лора была несказанно рада его возвращению и с энтузиазмом организовала поездку в санаторий.