Хочу тебя использовать - Екатерина Орлова

пытается встать на ноги, но то и дело снова падает на четвереньки. Видимо, все же хорошо я его приложила. Мало, надо было убить.

Как только он оказывается за порогом, я бросаюсь к маме. Из ее глаз льются слезы, стекая обильными струйками по щекам, которые я зацеловываю.

– Мамочка, миленькая, не плачь. Не плачь. Скоро я тебя отсюда заберу.

– Куда ты ее заберешь, блядина? – тянет пьяным голосом отец. – У тебя ни гроша нет. И вообще! – переходит на свой любимый тон разговора. – Она моя жена!

– Твою жену чуть не изнасиловал твой же друг! – ору на него, отрываясь от мамы, и испепеляю взглядом. – Пока ты спал, дядя Андрей раздел ее догола!

Срываю с мамы одеяло, и глаза отца становятся шире.

– Ты все врешь, зараза! – рявкает он. – Андрюха не мог. Он ушел, я точно помню. Ага-а-а, это все ты, Машка! Не одела мать и свинтила на гульки! Специально, чтобы скромпо… скорпо… чтобы подставить меня, короче! Ну ты и дрянь выросла!

– Да пошел ты! – цежу сквозь зубы.

– Что ты сказала?

Он кое-как поднимается с дивана и, пошатываясь, идет в мою сторону. Заносит кулак, но в этот раз я уже преступила границу, и не собираюсь терпеть его побои и даже угрозы. Вскакиваю с места, схватив сковороду, которой треснула его дружка, и замахиваюсь в ответ.

– Только подойди, – шиплю, словно змея. – Я тебе череп раскрою.

Отец сжимает челюсти, потом угрожает мне кулаком и, все так же, шатаясь, идет на выход. Когда он покидает дом, я наконец расслабляюсь. Но лучше бы я этого не делала. Меня начинает так сильно стрясти, а в глазах темнеет и на тело наваливается такая тяжесть, словно на плечи нагрузили мешки с картошкой. Я устраиваюсь на кровати рядом с мамой и глажу ее мокрую щеку. Прикрываю глаза, ожидая, пока пройдет эта паника. Подтягиваю ближе к кровати сковородку, чтобы в случае чего успеть схватить ее, и тяжело вздыхаю.

– Кир заберет нас в Киев, мам, – бормочу ей на ухо. – Заберет и даст все, что нам нужно. Мы вылечим тебя. Мы будем далеко от этого монстра и его ублюдочных дружков. Прости, что задержалась сегодня, – всхлипываю. – Мы с Кириллом гуляли. Он такой хороший, мам! Кажется, я влюбилась по самые уши, – улыбаюсь, вспоминая то, чем мы занимались на речке. Но маме я такое, конечно же, не расскажу. Может, потом когда-нибудь. Хотя, думаю, она и так все понимает.

Я не замечаю, как проваливаюсь в сон, бормоча маме о своих планах и мечтах, а просыпаюсь, когда мама мычит рядом со мной. Резко сажусь, у меня темнеет в глазах. Зажмуриваюсь, дожидаясь, пока нормализуется кровоток, а потом смотрю на маму.

– Привет.

Она моргает и криво улыбается.

– Голодная?

Мама подмигивает, и теперь улыбаюсь я. Мы договорились, что так она будет отвечать на вопрос, когда хочет сказать «так себе».

– Тогда давай сначала приведем себя в порядок, а потом завтрак.

День постепенно входит в колею, но я стараюсь класть сковороду недалеко от себя на случай, если кто-то из папиных дружков еще решит, что мама слишком привлекательна в ее положении. Убираю в доме, потому что Дракон, оказывается, вчера притащил сюда друзей. Могу себе только представить, как бедная мама сходила с ума, слушая их пьяные разговоры. Потом занимаюсь стиркой, но намеренно игнорирую вещи отца. Пускай сам разбирается со своим барахлом, раз такой самостоятельный.

Когда подметаю во дворе, подскакиваю, почувствовав руки на своей талии. Резко разворачиваюсь, замахиваясь веником, но опускаю его и шумно выдыхаю. Кир широко улыбается, а потом раскрывает объятия, в которые я незамедлительно ныряю. Наконец впервые за целый день я чувствую спокойствие. Льну к нему, цепляясь за футболку и даже не заметив, как отбросила веник.

– Ты что здесь делаешь? – спрашиваю через некоторое время.

– Бабушка сказала, что ты готовишь шикарные сырники, поэтому я принес творог.

– Чтобы я приготовила тебе сырники? – притворно хмурюсь, а Кир подмигивает.

– На самом деле ба сказала, что ты любишь творог, и она хочет тебя им угостить. Поэтому принес. – Он кивает на скамейку возле дома, на которой лежит пакет с творогом.

– Это слишком много, – возмущаюсь я.

– Значит, угостишь меня сырниками. А пока…

Кир подхватывает меня за талию, поднимает над землей и уносит за дом, где мы скрыты от всего мира за раскидистыми деревьями. Прижимает к стене и набрасывается с жадным поцелуем. С негромким стоном я оплетаю его талию ногами, упираясь промежностью в свидетельство его возбуждения, и ныряю в этот поцелуй, словно под воду. Тут же все окружающие звуки приглушаются, оставляя нас в собственном вакууме, в котором никому, кроме нас, нет места.

Руки Кирилла по-хозяйски сжимают мою попку и вдавливают в его твердое тело. Я позволяю ему все: целовать, кусать, всасывать мой язык и поочередно губы. Спускаться поцелуями на шею, вылизывать ее и прикусывать ключицу. От каждого его действия тело пронизывает очередной разряд тока, заставляя содрогаться. Возбуждение накатывает мелкими, но ощутимыми волнами. Низ живота сжимается и кажется горячим, между ног влажно. Если бы Кир сейчас сорвал с меня шорты и взял прямо тут, я бы даже не сообразила, где мы находимся и почему нельзя. Как бы ни скрывали деревья, тот, кто хочет увидеть, обязательно достигнет своей цели. Поэтому, когда Кир отрывается от меня с недовольным рыком, я смотрю на него расфокусированным взглядом, не в состоянии сообразить, почему он прервал эту сладкую пытку.

– Сожрал бы тебя прямо сейчас, – выдыхает он напротив моих губ.

– Сожри, – прошу я, выражая взглядом свое сумасшедшее желание.

– Позже обязательно, – с улыбкой отвечает Кир. Самодовольный наглец, который полностью отдает себе отчет в том, как влияет на меня. – Вечером заберу тебя покататься, – подмигнув, отвечает он, а потом наклоняется ближе и, потершись щетиной о мою щеку, шепчет голосом, полным обещаний: – Не надевай трусики, пошалим.

Я могу только задыхаться от этих слов, а потом Кир спускает меня на землю. К сожалению, мне и самой приходится это сделать в переносном смысле.

– Прости, но я не могу, – выдыхаю, готовая практически разрыдаться.

– Почему? – слегка хмурится он.

– Отец вчера притащил друзей, пока меня не было. – Не хочу рассказывать ему о том, что произошло. Я как будто испытываю стыд от того, что в моей жизни творится такой бардак. Не хочу, чтобы он знал, что на мамину честь покушались. Это… как будто слишком интимно. Мне кажется, Кирилл больше не будет смотреть на меня как прежде. Словно существует риск, что он бросит меня просто потому, что