Защитник - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Под полуопущенными веками промелькнуло беспокойство.
Наблюдая за сменой выражения лица гостя, Мардоний вздохнул. Каждый наделенный властью человек должен решать две задачи: умиротворять тех, кто наверху, и одновременно запугивать тех, кто внизу. Подобострастный и покорный в его присутствии, Артабаз становился жестоким тираном в отношении подчиненных. В результате на всех уровнях власти присутствовал элемент обмана, поскольку каждый начальник выбирал путь, который наилучшим образом поддерживал его статус. Тем не менее ситуация требовала ясности, и Мардоний ждал вопроса, который, как он понимал, должен был неизбежно последовать.
– Наш поход на север… – осторожно начал Артабаз, – не придется ли нам проходить вблизи земли спартанцев? Я видел карту, и, согласно ей, наш маршрут пролегает восточнее, но не настолько далеко, чтобы они не решились выйти.
Мардоний знал, что Фермопилы отравили страхом всю армию, а не только тех, кто находился непосредственно в его подчинении. Никто из персов никогда прежде не видел таких воинов, как эти безумцы в красных накидках. Одно только число убитых ими внушало ужас. При мысли о встрече с тысячами таких безумцев даже самые храбрые ощущали холодок в груди.
– По словам наших союзников-греков, спартанцы построили стену и прячутся за ней. Они не выйдут из-за нее, а если выйдут, мы сокрушим их. – Мардоний махнул рукой, привлекая внимание гостя к окружающим холмам и равнинам, занятым, насколько хватало глаз, полками персидской армии. – Мир никогда еще не видел такого войска, как это. Я не боюсь тех немногих, кого Спарта может выставить на поле битвы против них.
Это было сказано с большой уверенностью. Артабаз снова опустил голову, решив наклониться и поцеловать сандалию полководца вместо произнесения каких-либо слов.
И только когда он ушел, Мардоний спросил себя, означал ли этот жест согласие или возражение.
Глава 9
В пролив у Саламина ворвался восточный ветер. На глубоководье экипажи триер поднимали из трюма мачты и ставили паруса. Подводя галеры ближе к берегу, гребцы налегали на весла, и длинные кили прорезали борозды в песке.
На острове толпы голодных одолевало уныние. Над Афинами все еще поднимались тонкие столбы дыма, что для большинства означало потерю всего. Возвращение домой было невозможно, потому что дом исчез вместе с той жизнью, которую эти люди вели до вторжения персов. Тем не менее они поднимались на борт, теснясь на открытых палубах и с несчастным видом ожидая, когда же их увезут.
В открытом море Фемистокл созвал стратегов, подняв черный флаг. Лучшего слова для той роли, которую они играли, он не нашел. Как и на поле битвы при Марафоне, Ксантипп и Кимон умело командовали своими соединениями. Фемистокл с гордостью подумал, что ни один из них не следовал за ним в слепом повиновении. Афинское собрание воспитало людей думающих, мыслителей, а не рабов. Каждый новый месяц совет из пятисот избранных граждан начинал с торжественной клятвы: «Предлагать в соответствии с законом все, что наилучшим образом способствует интересам народа Афин».
Две галеры подошли к третьей, канаты стянули их вместе. Ксантипп и Кимон перешли на триеру Фемистокла, который вместо поздравлений наткнулся на настороженность и подозрительность. Подавив зевок, он услышал, как хрустнула челюсть. Как же много нужно сделать!
Еще одна триера подошла ближе, и гребцы с обеих сторон подняли весла. Фемистокл не удивился, увидев Эврибиада из Спарты, и жестом пригласил его. Наварх шагнул на галеру Кимона, используя ее как мост. Он шел с изящной точностью, хотя корабли поднимались и опускались на волнах и терлись друг о друга бортами. Фемистокл отметил про себя эту четкость движений спартанцев. Как же они раздражали его!
Кимон и Ксантипп еще приветствовали военачальника, когда Фемистокл увидел других. С десяток кораблей коринфян, мегарцев, эгинцев направлялись к образовавшейся флотилии. Некоторые шли с креном, набирая по пути воду. Совещания всех союзников Фемистокл не ожидал. Он вызвал вождей Афин, но, похоже, допустил оплошность. Все, кто подтягивался сюда, сражались вместе с общим врагом. Они перевозили афинских женщин и детей и рисковали всем в эти последние дни изнеможения и боли. Фемистокл кивнул – как самому себе, так и Ксантиппу и Кимону. Да, его народом в первую очередь были афиняне, но если уж держаться правды, то все они были греками. Однако он слишком устал, чтобы принимать так много людей, быть маслом, смягчающим разногласия, и солью, придающей вкус! Он подумал, что, возможно, никогда уже не получит удовольствия от соли – так много проглотил ее за предыдущие дни. Соль не только въелась в его кожу – она покрывала палубу и обводы весел, как зимняя наледь. Всех поднимающихся на борт Фемистокл встречал приклеенной улыбкой, на каждую протянутую руку отвечал крепким пожатием.
– Я благодарю Афину и Посейдона – и всех вас, – сказал он, ведь, в конце концов, они прибыли на его корабль; он был здесь хозяином, а раз так, то пусть послушают его. – Мы хорошо сражались вместе, и те, кто был здесь, навсегда запомнят, как мы победили. Построение, тактика копья. Я должен поблагодарить Ксантиппа – человека, которого я призвал домой, потому что считал, что он нам нужен.
По лицу Ксантиппа скользнула тень недовольства, но Фемистокл оставил это без внимания и продолжил:
– Я воздаю должное коринфянам, которые дрались, как волки, и не уступили врагу. Я воздаю должное триерархам Спарты, потерявшим половину кораблей в жестоких боях и все же не дрогнувшим.
Эврибиад склонил голову, его губы шевелились в безмолвной молитве.
Фемистокл выдержал паузу. Настало время для политики, для тонкого убеждения и давления. Настоящий лидер назвал бы каждого военачальника, все флоты. Он перечислил бы все их победы и отметил заслуги каждого. Но будь он проклят, если станет делать это сейчас.
– Я послал два письма персидскому царю, – объявил Фемистокл.
Эврибиад даже моргнул – столь внезапно сменилась тема. Он тоже знал ритуалы после битвы.
Фемистокл обвел взглядом хмурые лица. Все такие серьезные!
– Первое ушло с сыном плотника. Я попросил Ксеркса послать половину его флота вокруг Саламина. Я сказал ему, что мы сдадимся, если он это сделает, и что мы не сможем защитить пролив с двух сторон. В результате он разделил свой флот. Действуя по моему указанию, он разбил его на две половины, которые мы смогли уничтожить по отдельности. Победить один большой флот мы были не в состоянии. Это решение спасло нас всех, но и тогда Афины горели, а будущее Греции висело на волоске. Прошлой ночью я отправил второе письмо, в котором сообщил, что некоторые из моих самых воинственных капитанов
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!