Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Может, снова облажалась сама?
«Сама, как обычно. Все сама».
Началось.
Но не успела «херня» набрать обороты, как скрипучая дверь в келью отворилась, и на пороге показался плосколицый провожатый в халате — тот самый, с саблями на поясе.
— Что, уже на выход? — Лин с ненавистью швырнула бычок в окно.
— Выход, девка. Комната. Менять.
Менять?
И всего за секунду на душе вдруг распогодилось — ее не гонят прочь, не гонят! «Водка пить. Земля валяться. Веселиться — размножаться!»
«Комната менять» — в эту секунду Белинда была готова многократно расцеловать узкоглазого мордоворота в халате.
Своды, коридоры, гуляющий по проходам сквозняк. Иногда им навстречу попадались молодые послушники — все как один в длинных рубахах и широких штанах, босые, чернобровые, со стянутыми в хвосты волосами.
«Да тут целая нация узкоглазых засела!»
Некоторые при виде мужика с саблями сразу же опускали глаза и смиренно смотрели себе под ноги, а некоторые — те, что понаглее и повеселее, — с любопытством разглядывали семенящую за проводником Лин. Та со скрытым смущением и неприкрытым вызовом во взгляде пялилась на них в ответ — чего, мол, не видели? Ну, новенькая, и что?
Торчали вдоль стен погасшие факелы, обернутые на концах промасленными тряпками, привычно чадили в углах урны, трепал выцветшие гобелены ветер. Ей до коликов в животе хотелось рассмотреть зеленые газоны, виднеющиеся из окон длинной залы с потрескавшимися символами на колоннах — кажется, на газонах кто-то занимался гимнастикой/зарядкой? Боевыми искусствами?
Любопытно.
Коридоры сменяли узкие лестницы с высокими ступенями, лестницы сменяли коридоры — все ниже, ниже, ниже. В конце концов ее, судя по потеплевшему вокруг воздуху, привели не то в подвал, не то в место, рядом с которым располагалась кухня — здесь пахло не стылостью и сквозняками, но уже вареными овощами, и желудок моментально взвыл в голос.
Скрипнула другая дверь — пониже и поуже.
— Сюда ходь.
Белинда моментально нырнула в свое новое временное жилище и сразу же глупо разулыбалась — в углу стояла кровать с накинутым поверх толстым одеялом. Счастье есть! Однозначно есть — вагон. На полу коврики, в углу горшок (видимо, для справления нужд), у стены печка — чугунная. Ярко переливались в щелях оранжевые угольки; стопкой лежали поодаль дрова; из комнаты разило теплом, как из натопленной бани.
— Окна. Нет.
— Да и слава Богу!
Печку всегда можно погасить, а вот, если печки нет, то хоть костры на полу жги, ага.
— Не пожарь! — наставительно произнес узкоглазый, и Лин согласно кивнула — она не собиралась ни «жарить», ни «пожарить». Жарить все равно нечего, а пожары ей самое не нужны. Не успела она бросить на кровать вещи, как проводник вновь куда-то позвал:
— Ходь.
— Куда?
— Следом-следом. Показать вода. Кран.
— Зачем?
— Пить. Портки полощить.
Портки? Ах, да — вонючие носки. Так и не сообразив, что лучше сделать — расхохотаться в голос или же сделаться пунцовой, Белинда спрятала неуместную улыбку, оставила вещи на кровати и выскользнула за провожатым в коридор.
* * *
Стыд — вещь великая, а «полощить портки» на глазах у всей кухни — занятие стыднее некуда. Лин посадили в углу, выдали старый облупленный эмалированный таз и каменное на ощупь мыло. Мыло пахло древесной корой и почти не давало пены, таз грохотал по каменному полу дном, а из крана шел кипяток, которым она моментально обожгла руки.
На нее смотрели и, кажется, посмеивались — не явно, без улыбок на лице, но посмеивались. Бросал любопытные взгляды младший персонал, состоящий из монахов помоложе, косился огромный и тяжелый мужик с вспотевшими от пара щеками и лбом — местный шеф-повар. Слов не говорили — меж собой обменивались короткими жестами, ладно рубили на широких деревянных столах овощи, ссыпали соломку от капусты, моркови и нечто похожего на брюкву в огромные, стоящие на печах котлы. Лишь изредка доносились от повара непонятные команды на чужом языке — «Мырта! Пухта-Аши. Ых»; варился в чугунках суп. Жрать хотелось неимоверно.
От стоптанных до дыр носков в тазу вода моментально делалась черной — приходилось ее менять; горячую брать из крана поближе, холодную из того, что подальше; Лин старалась закончить стирку, как можно скорее. Досадливо кружила в голове мысль о том, что запасные подследники и трусы в рюкзаке имеются, но вот как «отполощить» на глазах у всех нижнее белье? Переть таз в комнату? А можно ли? Придется, похоже, ночью… Поглядывая на разномастные котлы, Белинда отчетливо давилась слюной.
«Подойти к главному? Тому, что рубит огромным тесаком мясо, — попросить поесть?»
Нет, страшно. А без жратвы и того хуже — завтрак в келью «с дырой» не приносили.
Сетуя на собственную трусость, она достирала отмокшие, наконец, до белой пены «портки», выплеснула воду на камень со сточной дырой в полу, водрузила таз на скамью, собралась уходить. И в этот самый момент почувствовала, как кто-то тянет ее за рукав. Обернулась. Один из молодых монахов показывал пальцем на стол в углу.
— Талам. Паши.
— А?
Лин повернулась, посмотрела, куда указывали.
— Это мне?
На столе стояла тарелка с супом, отдельно на плошке лежала мясная кость, рядом пара кусков хлеба.
— Мне?
— Паши, — кивнул монах, и Белинда, забыв, что держит в руке скомканные мокрые носки, понеслась к столу. Глядя ей вслед, младший персонал улыбался.
А часом позже в ее келье пел на непонятном языке мантры местный целитель. Размахивал курильницей, обводил комнату пассами, тянул заунывную песню, в которой присутствовало максимум три тона на слогах «о-о-ом», «ла-а-а-а» и «ра-а-а-а» — от звука низкого голоса у Белинды вибрировало нутро. Стараясь не смотреть в лицо знахарю, она чинно сидела на кровати, трогала языком застрявший между зубами кусочек мяса, вспоминала, имеется ли в рюкзаке зубная нить — вроде бы, клала. Носки постираны, желудок сыт, в комнате не только тепло, но и нашлась сменная одежда — в отсутствие постоялицы кто-то положил на кровать комплект из широких штанов, длинной рубахи, шерстяных носок и плотного халата с капюшоном, — Белинда чувствовала себя счастливым котенком, прибившимся к правильному жилищу.
Целитель, тем временем, допел, достал из сумки склянки, баночки и пузырьки, принялся тереть в ступке коренья. Спустя какое-то время объяснил:
— Вот это — мазать, где боль.
— Часто?
— Раз. На закат.
Она кивнула. Спасибо, гость хотя бы пытался изъясняться на понятном для нее языке.
— Это — варить. Пить, — знак на измельченную траву. — Илым горький.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!