Кьеркегор - Шарль Ле Блан

философских наук» (§ 147 и § 149), Гегель утверждает, что необходимое является синтезом возможного и реального, причем его совсем не смущает, что он пытается соединить воедино несоединимые вещи. Для Кьеркегора же возможное всегда идет рука об руку с реальным. Именно поэтому реальность никогда не уничтожает до конца возможность. Убедиться, что возможное сопровождает реальное можно на опыте с тревогой, которая как раз представляет собой головокружение, охватывающее индивида перед лицом многочисленных возможностей. Тревога, как мы уже говорили, проистекает из бесконечных возможностей, неограниченного количества альтернатив и присущей им радикальной негативности, которая будто завораживает «я». Что же касается отчаяния, то в его основе лежит недостаток либо избыток возможностей, имеющихся в наличии у «я», когда оно входит в конфронтацию с реальностью.

Отношения между бесконечными возможностями и природой индивида определяют то, что можно определить как конечность человека: в ней заключена не столько присущая нашей природе ограниченность, сколько конфронтация с возможностями нашего существования, определяющая различные жизненные позиции (этапы), равно как и тревогу и отчаяние, обитающие в душе индивида. Существовать означает познавать на собственном опыте эту конечность, без конца сталкивающуюся с возможным, которое идет рука об руку с реальным.

Осознав огромную несоразмерность своей конечной природы и многообразия представляющихся ему возможностей, человек окончательно утонул бы в водовороте отрицательных эмоций, если бы не вера. Вера как дополнение к конечности человеческой натуры может привести в состояние равновесия бесконечность возможного и конечность человека, в одночасье утолив тревогу, отчаяние, страх и трепет существования. Вера спасает нас от возможного, но в то же время и от необходимого, к которому нас стремится пригвоздить тоталитарная мысль и всевозможные мировоззренческие системы. Абсолютное знание может быть доступно человеку только в том случае, если он сам станет в его структуре относительной величиной. Кьеркегор же, напротив, настаивает на уникальности индивида, сам конечный характер которого доказывает, что индивид не может быть элементом синтеза, в обязательном порядке приведшего бы к чему-нибудь абсолютному, а значит, и необходимому.

Таким образом, вера не имеет ничего общего с интеллектуальной позицией и не является одним из многих моментов философской диалектики. Она, скорее, представляет собой фундаментальную экзистенциальную позицию, обусловленную конечной природой индивида, который перед лицом многочисленных, сбивающих с толку возможностей, сопровождающих реальность, знает, что Бог всегда может для него что-то сделать, что у Бога всегда найдется решение, чтобы как-то дать индивиду глотнуть воздуха и спастись.

Мы уже рассматривали различия между всеобщей и личной историей ндивида, отмечали особый характер, который придавал последней Кьеркегор (§ 2.4.2), а также упоминали, какую огромную роль история играла в романтической философии, обладавшей огромным влиянием и весом в первой половине XIX века. Но какой отклик эта концепция истории нашла в философских воззрениях Кьеркегора?

Все, что прошло через процесс становления, является историей. В качестве средоточия того, что уже случилось, история относится к сфере возможного. Само по себе становление может подразумевать определенную двойственность. Иными словами, внутри одного становления параллельно существует возможность другого. Именно в этом, собственно, и заключается история. Что это означает? В качестве примера давайте опять вернемся к нашей бабочке и посмотрим на куколку, с которой мы уже встречались. Куколка, она же бабочка в процессе становления, не имеет права на собственные желания и не обладает свободой – ей дано стать только бабочкой и больше никем. Становление куколки однообразно, нарушить его могут только неблагоприятные обстоятельства, которые, опять же, относятся к сфере возможного.

Но вот становление истории однообразием не отличается, ведь она зиждется на воле и свободе действия, которые в состоянии изменить ее ход. Если куколка в процессе становления может стать только бабочкой, то история может повернуть как в одну, так и в другую сторону. Таким образом, становление истории представляет собой альтернативу. В этом и заключен смысл двойственного характера становления.

По мнению Кьеркегора, в качестве доказательства этой свободы действия и воли – доказательства, противоречащего здравому смыслу и философской традиции – можно привести тот факт, что для истории в ее общепринятом виде прошлому черты необходимого присущи ничуть не больше, чем будущему: то, что в приложении к прошлому считается необходимостью, на самом деле является лишь инвариантностью. Его удивительная аргументация сводится к следующему: если бы прошлое было необходимо самим фактом своего становления, будущее в своем становлении тоже приобретало бы черты необходимости и реализовывалось бы в рамках необходимости, сообщаемой ему прошлым. Переформулировав скажем, что позиционировать прошлое как необходимость означает представлять историю в виде принципа домино: последние костяшки обречены упасть только потому, что первые при падении сообщили факт своего падения остальным. Но ведь то обстоятельство, что ход истории предугадать невозможно, – ибо будущее выступает в форме возможного, а не необходимого, – подразумевает, что история не поддается такому толкованию и что ее смысл нельзя установить. Иными словами, Кьеркегор полагает, что безусловной логики, связывающей прошлое воедино, попросту не существует, в противном случае та же самая логика связывала бы и прошлое. Вполне очевидно, что тем самым он бросает вызов философии истории, предложенной Гегелем.

Таким образом, возможность, всегда сопровождающая будущее, представляет собой не что иное, как зримый знак возможности, которая сегодня сопровождает прошлое. Повторять урок истории означает повторять не обязательное, а лишь возможное, прошедшее через процесс становления. В качестве вывода следует сказать, что, с точки зрения Кьеркегора, возможное всегда сопровождает реальность, как в прошлом, так в настоящем и будущем. В этом свете приходит понимание того, что главную роль в истории играют не факты, а возможное, которое и влечет за собой становление фактов. И что история представляет собой не знание событий и дат, а понимание определенной динамики.

Предметом непосредственного восприятия всегда является не процесс становления, а лишь его результат. Мы всегда видим перед собой настоящее, а не историю, то есть прошлое. Она – орудие настоящего. Но что тогда считать орудием прошлого?

Мы уже убедились, что история представляет собой реализацию возможного, которое от этого не перестает быть возможным и факт его реализации отнюдь не превращает его в необходимое, и в процессе становления возможного исчезает неуверенность. Но в этом также заключается и природа веры, если учесть, что убежденность веры всегда подразумевает устранение неуверенности, которая исчезает в процессе становления. Вера убеждена в существовании того, чего нельзя увидеть. Она верит не в куколку, потому что куколку можно увидеть, а в то, что куколка была сотворена. То же самое можно сказать и обо всем остальном;