Дневник натурщицы - Френца Цёлльнер

солнце и позволял ему поджаривать себя. Его светлая, белокурая борода, волосы из которой торчали во все стороны, с каждым днём становилась светлее, а лицо все более бронзовым.

28 июля

У семьи профессора есть велосипеды, но жена его не хочет кататься и поэтому он попросил меня поехать с ними. Я ни разу в жизни не ездила на велосипеде и не имела ни малейшего представления, как нужно это делать. Правда, однажды я позировала для плаката какой-то велосипедной фабрики, и в мастерской художника я для этой цели сидела на неподвижном велосипеде, но этим и ограничились мои отношения с этим видом спорта. Но именно это и стало настоящей находкой для веселого профессора, я должна была сесть на велосипед его жены, он взялся за седло и побежал со мной вдоль берега там, где вода немного утрамбовала песок. Вначале я больше лежала на его плече, чем сидела на велосипеде, но вскоре я научилась держать равновесие, и мы совершили несколько чудесных прогулок. Бедный учитель при этом стоял и смотрел мне вслед с таким видом, с каким курица смотрит на уток, уплывающих вдаль.

29 июля

Вокруг славной жены профессора сгруппировалась целая толпа молодых людей, которые тоже не умеют ездить на велосипедах, но это не мешает им развлекаться и совершать всякие невинные глупости. То они закапают кого-нибудь по шею в песок, и щекочут ему нос папоротником, то с серьезным видом рассуждают о самых дурацких вещах. Я всегда их очень внимательно слушаю. Я ведь так ничему толком и не научилась и если я могу с людьми хоть как-то поддерживать беседу, то я обязана этим исключительно своей внимательности, и моему Францу, который сам служил прекрасным примером тому, что можно быть интеллигентным человеком, не обладая особенными знаниями. Я ему очень и очень многим обязана.

30 июля

Вчера после обеда у меня был тяжелый день. Мы сидели все вместе, т. е. семья профессора и другие господа и дамы и – мы все сидели на краю рва, который дети с помощью профессора соорудили перед обедом. Разговор шел о том, о сем, пока, наконец, не принял направления, очень взволновавшего меня. Обсуждали одного знакомого профессора, который влюбился в девушку и из-за нее оказался в таком месте, куда не ступила бы нога ни одного из его коллег. «Жалко парня» – сказал кто-то. – «Господа, а если он счастлив?» – возразила профессорша, «Любовь падает и на лепесток розы, и на коровий помет». «Ну перестаньте» – возразил профессор. – «Все обстоит совсем не так, ведь она действительно великолепная девушка». – «Ну, да, конечно, сказал кто-то «но на такой не женятся».

Здесь так же был какой-то господин, который иногда, как мне это казалось, так пристально смотрел на меня, как будто я была ему знакома. Быть может, мне все это только показалось, но я долгое время находилась в напряжении и опасалась как бы какая-нибудь случайность не открыла тайну моей профессии и не положила конец моему приятному знакомству. И вот, во время моей постоянной тревоги, этот господин, глядя на меня, сказал: «Вообще, вы правы, не женятся на девушке, которая имеет так называемое прошлое, но есть прошлое и прошлое. Девушка могла иметь связь и остаться все-таки совершенно невинной». «Ну, ну, ну!» – послышалось со всех сторон. – «Это действительно так – продолжал господин, – если она бескорыстно, по любви, отдастся кому-нибудь, то это ведь ничем не будет отличается от того, когда если бы она сделала это, находясь в законном браке». «Все тот же идеалист» – сказал кто-то. «Совсем нет-возразил другой», но я прихожу к подобным выводам просто потому, что, когда я узнаю о таком случае я всегда стараюсь думать так, как я бы думал, если бы это случилось с моей близкой родственницей, сестрой, моим ребенком, наконец.

С моей родственницей был такой случай и бедная девушка утопилась, когда какой то филистер, желавший на ней жениться, спросил у нее о ее прошлом.

Если ваш коллега Р. поступил так, как вы рассказываете, то причина вашего негодования в том, что у него хватает мужества восстать против общества; а у вас этого мужества нет. Я была практически уверена, что он знает про мои отношения с Францем, и уже ожидала услышать: «А теперь взгляните эту фрейлейн…» Тогда я действительно бросилась бы в воду. От волнения я крепко сжала свои колени, при этом меня слегка знобило. – «Вам холодно? – спросил профессор – тогда давайте лучше пойдем прогуляемся. Мы медленно шли по дюнам в лес, дорога временами сужалась; то один, то другой из присутствующих наклонялся за чем-нибудь: за жуком, цветком или грибом и получалось так, что я шла рядом то с одним то с другим. И вот, когда мы все немного разбрелись в разные стороны, около меня очутился веселый профессор, он взял меня за плечи и сказал мне: «Маленькая фрейлейн так внимательно прислушивалась к разговору! Должно быть у нее уже была любовная интрижка?». Я грустно посмотрела на него и ответила: «И что?» Тогда он убрал руку с моих плеч и сказал: «Простите, это было ужасно неучтиво и глупо с моей стороны задавать вам подобные вопросы». Я старалась держаться по возможности подальше от остальных, но, когда мы были у лесничего и уселись под гигантской липой, на окраине поля, перекусить сыром и бутербродами, ко мне подсел господин, рассказывавший ранее о своей погибшей родственнице. Он подал мне руку и сказал: «Я надеюсь, что через некоторое время меня переведут в Берлин и, если мы там встретимся, я буду очень рад».

Почему я ему понравилась? Зачем он хочет меня снова увидеть? Не знает ли он что-нибудь о Франце? Вечером я долго не могла уснуть. Мне приходило в голову множество мыслей. Лишь после знакомства с профессором, у меня появилось горькое осознание того, что я выросла совершенно лишенная родительской любви. С моими детьми я поступлю иначе! Детьми? Но как я могу узнать о семейном счастье?! О, этот разговор! «На такой не женятся!» Итак, для меня такая жизнь недоступна? Однако, этот господин, я даже не помню его имени, защищал меня. Ведь я правда очень сильно любила Франца и при этом ни на что не рассчитывала! Это был первый раз, когда меня кто-либо любил! Ведь о книжке в сберегательной кассе я совсем не думала! Об этом он сказал мне лишь незадолго до своей смерти! И если бы даже я узнала об этом гораздо раньше, то ведь и тогда