Гилгул - Иван Сербин

— Зачем вы пришли? — вдруг громко и резко спросил Потрошитель, наступая на Сашу. — Что вам нужно? Саша хотел вскинуть руку и закрыться от жуткого взгляда, но вдруг понял, что не может пошевелить даже пальцем. Рот его сам собой открылся, и он начал говорить:

— Я… должен определить… ваше психическое состояние… Каждое следующее слово давалось ему легче предыдущего, а сказав всю правду, он испытал настоящее блаженство.

— Как вы могли убедиться, я абсолютно здоров! Запомните! Абсолютно! В коридоре послышался топот. Словно сквозь вату, до Саши донесся голос Кости Балабанова: «Открывай дверь!!! Открывай!!! Уснули, что ли?» С грохотом опрокинулся стул. Потрошитель вдруг резко взмахнул рукой, будто обрывая невидимую нить, протянувшуюся между ним и Сашей. Затем он улыбнулся, заговорил, не обращая ни малейшего внимания на шум в коридоре:

— Томас де Торкемада прибегал к физическому воздействию лишь в случае самой крайней необходимости. Он был очень, очень набожным человеком, благодаря чему даже стал духовником королевы Изабеллы. Однако набожность не помешала ему войти в историю как одному из самых страшных людей своего времени. В Италии имя Торкемады многие годы было синонимом слова «ужас». Впрочем, этот страх имел под собой почву. За пятнадцать лет по признаниям, полученным Великим Инквизитором, было казнено без малого одиннадцать тысяч человек, из которых десять с половиной тысяч не подвергались пыткам вовсе! Тем не менее признания, полученные Торкемадой, не вызывали сомнений и не рассматривались католическим трибуналом. Допрашиваемых сразу отправляли на костер. Торкемада был фанатиком. Вот уж кто Верил! При слове «еретик» Великого Инквизитора начинало трясти… Щелкнул замок. Саша судорожно сглотнул. Он чувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку. В голове творилось что-то невообразимое. Каша из мыслей и образов. В бокс ворвались охранники и Костя. Саша услышал знакомое: «К стене! Руки на голову!» — и поднял руку.

— Ничего. Со мной все в порядке. Все нормально. «Я повторяюсь, — подумал он. — То же самое говорил вчерашний врач».

— Точно? — Костя схватил его за плечи, встревоженно заглянул в глаза. — Нормально? Выглядишь ты не очень.

— Нормально, нормально, — подтвердил Саша. — Просто голова слегка закружилась.

— Пойдем, — Костя подхватил его за локоть и вывел в коридор. — Ну? Что скажешь?

— Не знаю, — покачал головой Саша.

— Ты просидел с ним целых шесть часов и не понял, сумасшедший он или нет?

— Не «целых», Костя, а «всего» шесть, — не без раздражения парировал Саша. — «Всего», понимаешь? Иногда необходимо полгода напряженнейшей работы только для того, чтобы сказать, болен человек или нет. Здесь же чертовски сложный случай, поверь мне.

— Ладно, чего ты. Не кипятись, — примирительно пробормотал Костя. — Кстати, я позвонил тебе на работу. Сказал, что ты заболел. А хочешь, могу повестку выписать, — предложил Костя. — Официально. Мол, такой-то такой-то привлекается для проведения экспертизы, с числом там, с подписью, с печатью.

— Не надо, — отрубил Саша, застегивая пальто. — Сам разберусь. Ты лучше дай мне почитать материалы на вашего задержанного.

— Легко, — ответил Костя. — Кстати, ты заметил, как он ловко уходил от вопросов, касающихся убийств? — И, когда Саша кивнул утвердительно, добавил: — Завтра с утра заезжай к нам, я тебе пропуск выпишу. Подъедешь?

— Позвоню. — Саша зашагал к лифтовой площадке. На ходу обернулся и сказал громко: — Но рассказывает он интересно. У двери, ведущей на лестницу, Саша вдруг остановился, поманил Костю пальцем. Тот непонимающе мотнул головой:

— Чего?

— Скажи мне, Костя, — спросил Саша. — Нож, которым он убивал женщин… это ведь должен быть очень острый нож?

— Ну да, — кивнул оперативник. — Как бритва. А ты это к чему?..

— Ты вроде говорил, что нож нашли у него в кармане? Или я путаю?

— Нет, не путаешь, — прищурился Костя. — Все правильно. В кармане пальто. Оттуда его и вытащили.

— А что за нож-то?

— Хороший нож. Фирмы «Гербер». Модель «6969». Саша задумался на секунду, затем сказал негромко:

— Информация для сообразительных. У ножа модели «6969» фирмы «Гербер» лезвие не убирается в рукоять. Это охотничий нож. Он продается в комплекте с кожаным чехлом-ножнами для ношения на поясном ремне.

— А ты откуда знаешь? — спросил тихо Костя. Голос его стал плоским и острым, как лист нержавеющей стали. Саша и сам не знал откуда. Читал, наверное, где-то. А может, видел точно такой нож в ларьке или магазине.

— Знаю, Костя. Просто знаю, и все. Арестуй меня за это. — Костя неуверенно усмехнулся. — Так вот. Человек, совершивший эти убийства, не мог носить нож в кармане. При ходьбе лезвие прорезало бы ткань, и нож вывалился бы. Он носил его на поясе, в ножнах. Это тебе для общего сведения. Привет. До завтра. Саша, не дожидаясь ответного «до завтра», толкнул дверь и вышел на лестницу. Получилось очень эффектно.

19 часов 23 минуты Ни с того ни с сего с неба хлынул дождь, густо перемешанный со снегом. Белые жирные хлопья несло вдоль Садового кольца, забивая стекла машин и окна домов. Прохожие морщились, опускали головы, спасаясь от резких ледяных оплеух погоды. Небо стекало на землю по крышам, стенам домов и заборам, по шляпам, зонтам, плащам и курткам, по волосам, лицам и судорожно напряженным спинам. Люди превратились в призраков. Их тусклые тени быстро плыли к подземным переходам, к дверям метро, к спасительному свету магазинов, подъездов и квартир. Выходя из дверей клиники, Саша поднял воротник пальто. У главного входа все еще волновалась жиденькая толпа. Сейчас, в сумерках и под дождем, она заметно поредела. Плакаты убрали, смолкли крики, призывы к самосуду. Люди переминались с ноги на ногу. Кто-то откровенно, не таясь, отогревался водкой, заодно подкармливая и собственную злобу. Не пропадать же… Саша неестественно медленно спустился с крыльца и пошел мимо толпы к забору с калиткой, вглядываясь в лица, стараясь запомнить глаза. У кого-то — переполненные болью, у кого-то — пьяно-мутные, у кого-то — пустые. «Что они здесь делают? — спрашивал Саша сам себя. — Кто-то принес свою боль. Но таких мало. А остальные? Ради чего они здесь? Почему эти люди пришли не на суд, а именно сюда, требуя расправы сейчас же, немедленно? Потрошитель прав? Им нужно мщение, а не правосудие…» Лавируя в толпе, бегущей к метро «Сухаревская», Саша пытался решить про себя, какое же впечатление произвел на него убийца. Логичен, умен, наделен потрясающим даром красноречия и невероятно богатой фантазией. Это вопросов не вызывает. Ни разу не сбился, не запутался в собственном рассказе, не сделал неверных выводов. Все предельно последовательно и чертовски логично. Пожалуй, чересчур эмоционально, но у хорошего рассказчика подобные истории и должны вызывать эмоции. Саша покачал головой. Что можно вынести из сегодняшней беседы? Ни-че-го. Ровным счетом. Он как был на старте, так на нем и остался. Потрошитель с равной долей вероятности может оказаться как сумасшедшим, так и талантливым лжецом. Всего два варианта. Установить верный пока не представляется возможным. «Кстати, — подумал Саша, — надо бы просмотреть Библию. Глупо разговаривать о вечном, не имея за душой ни одного аргумента». У метро он купил пачку сигарет и почти бегом направился к подземелью. Странно, но Саша вдруг стал обращать внимание на спины. Море спин, колышущаяся серая стена, неузнаваемо-безликая. Спины разные — женские и мужские, обтянутые плащевкой и кожей, широкие и узкие, прямые и сутулые. Ни одного лица, только спины. И вдруг из толпы, навстречу, проклюнулся Некто. Он был никакого роста, в промокшем насквозь мышином плаще, обтрепанных брюках и несвежей рубашке. Голову, формой напоминающую редьку, венчала клетчатая, плоская, словно блин, кепка. Скошенный подбородок зарос густой рыжей щетиной.