Социальный вид - Мэттью Либерман

К похожим результатам пришли и Тристен Инагаки с Наоми Айзенбергер, когда изучали поддерживающее поведение у неженатых пар148. Женщины находились в сканере МРТ, а мужчины сидели рядом. В некоторых испытаниях отдельных мужчин подвергали ударам тока. Женщины об этом знали. В одних случаях они должны были держать мужчину за руку, а в других — сжимать в руке маленький мячик. Предполагается, что физический контакт с партнером приятнее контакта с мячом — несомненно, так оно и есть.

Самым интересным оказалось, что система вознаграждения женщин была активнее в момент, когда мужчины, которых они держали за руку, подвергались ударам тока. Поддержка и физический контакт в неприятный для мужчин момент приносили женщинам большее удовлетворение, чем касание руки без воздействия электричества. Социальная поддержка, даже при условии близкого соприкосновения с чужими переживаниями, подкрепляется мозгом. Помогать близким людям приятно. Обычно, говоря о плюсах социальной поддержки, мы представляем себе, что получаем ее от других. Но судя по данным этого исследования, наша поддержка близкого человека может внести существенный вклад в наше же благополучие149.

Люди — сложные создания. Мы безусловно корыстны. Адам Смит, один из основоположников современной экономики, проницательно заметил: «Не от добросердечия мясника, пивовара и пекаря ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими их же личных интересов»150. Нам есть что поставить на стол, потому что мы заплатили им, чтобы и они тоже смогли поесть. Смит мудро предположил: «Каким бы эгоистичным ни считался человек, что-то в его природе однозначно заставляет беспокоиться о судьбах окружающих и принимать близко к сердцу их благополучие, хотя он не имеет от этого никакой выгоды, кроме удовольствия наблюдать за этим»151.

Вознаграждением в быту принято считать материальные ценности (пищу, укрытие, iPhone), и мы приписываем им объективную ценность. Десять долларов всегда лучше пяти, а пять, несомненно, лучше, чем ничего. Но материальная награда воспринимается таковой лишь потому, что мозг к этому привык. Нам приносят удовольствие совместные действия и оказание помощи окружающим. Можно называть это эгоизмом — но в таком случае он не так уж и плох. Нейробиологические основания сотрудничества и благотворительности перечеркивают вопрос об альтруизме («альтруистичны ли мы?») и заменяют его двумя новыми: «Почему нам нравится проявлять бескорыстие?» и «Почему мы не понимаем, что альтруизм сам по себе награда?». Рассмотрим их по порядку.

Почему нам нравится проявлять бескорыстие?

Социальная награда бывает двух типов: когда окружающие проявляют к нам симпатию, уважение и заботу и когда мы сами демонстрируем такое отношение к ним. Это похоже на взаимоотношения матери и младенца, и параллели здесь не случайны. Слова одобрения приятны даже из уст незнакомцев, поскольку напоминают положительные эмоции от ощущения себя объектом заботы матери. Мозг детенышей многих видов млекопитающих реагирует повышением уровня эндорфинов на поглаживания матери или сверстников152. Но у людей «поглаживания» случаются чаще словесные153. Раз кто-то говорит нам приятные вещи, значит, мы в безопасности и о нас заботятся. С учетом длительного периода взросления — это сильный подкрепляющий сигнал154.

То, что хорошее отношение приятно, никого не удивляет. Всем нравится, когда их любят и о них заботятся. Хорошее отношение — это знак, что окружающие готовы делить с нами материальные ресурсы. Но как объяснить желание помогать другим, иногда совершенно незнакомым людям, если это однозначно не принесет никакой выгоды? Откуда берутся проявления чистого альтруизма? Ответ поищем в эволюционных изменениях в родительской опеке.

Все самки млекопитающих переключаются в режим заботы, как только у них появляется детеныш155. У крыс привязанность формируется в первые несколько дней после родов, у овец — через два дня, у людей — за несколько месяцев. Во всех случаях проявлениями заботы руководит нейропептид окситоцин.

Его основная физиологическая роль заключается в стимуляции родовой деятельности и обеспечении выделения молока у кормящей матери156. В системе вознаграждения мозга окситоцин заставляет заботиться о младенцах и снижает стрессовую реакцию на чужой дистресс.

Итак, два типа социального вознаграждения обусловлены разными нейрохимическими процессами. Получе­ние заботы запускает опиоидную реакцию удовольствия. А окситоцин модифицирует дофаминергические процессы, активизирующие поведение приближения. Мы выбираем «Сникерс», потому что дофаминергический сигнал сообщает нам, что он вкусный. Проще говоря, мы предпочитаем то, что мозг привык ассоциировать с выбросом дофамина.

Мозг млекопитающих неодобрительно относится к приближению незнакомых предметов, потому что они могут представлять угрозу. А крысе ее новорожденный детеныш совершенно не знаком. Млекопитающие стоят перед своего рода дилеммой: с одной стороны, детеныши — это незнакомцы, которых следует избегать, а с другой — ради выживания необходимо заботиться о потомстве. Окситоцин меняет дофаминергическую реакцию млекопитающих на собственных отпрысков, склоняя чашу весов от избегания к приближению157.

Окситоцин считают гормоном любви и доверия, а я называю его «нейропептидом медсестер». После колледжа я год работал клерком в операционном отделении больницы Св. Петра в Нью-Брансуике и каждый день убеждался, насколько тяжел труд медсестер. У них много обязанностей, а отдачи вроде бы никакой — собственно, как и у родителей. Каждый день они соприкасаются с больными людьми и их родственниками в сложное для тех время. И в отличие от обычных людей, зеленеющих от вида биологических жидкостей и норовящих грохнуться в обморок при виде открытой раны, медсестры быстро делают все необходимое. Причем вовсе не из любви и доверия к пациентам — они их и разглядеть-то не всегда успевают. А из самого по себе желания помогать. Окситоцин превращает тихонь в героев, когда их детям нужна забота. А медсестры проявляют ее каждый день к каждому из своих пациентов.

У животных просоциальное отношение к потомству связано с высоким уровнем окситоцина, стимулирующего реакцию вознаграждения в вентральном стриатуме и вентральной области покрышки — участках системы вознаграждения мозга. В одном источнике предполагается, что выброс окситоцина в вентральную область покрышки приводит к снабжению дофамином участка вентрального стриатума, повышающего мотивацию к поиску вознаграждения158. Бесстрашие, по всей видимости, является результатом окситоцинового обмена в септальной области, расположенной рядом с вентральным стриатумом159. Окситоцин и септальная область мозга участвуют в снижении показателей физио­логических индикаторов дистресса160, что может подтолкнуть к помощи окружающим даже в стрессовой си­туации. Иначе говоря, когда мы видим человека в беде, скажем раненого, окситоцин одновременно поощряет приближение к нему и снижает наш собственный дистресс, связанный с присутствием пострадавшего.

Окситоцин похожим образом заставляет заботиться о потомстве все виды млекопитающих161, но по-разному влияет на отношение к незнакомцам у приматов и остальных млекопитающих. У не относящихся к приматам млекопита­ющих повышенный уровень окситоцина провоцирует агрессию к незнакомым особям. Обычно это рассматривают как защиту матерью своего потомства от неизвестной угрозы. Овца набросится на чужого ягненка, если тот попытается сосать ее молоко162. А если заблокировать окситоциновые процессы, она не будет против. Таким образом, у не относящихся к приматам млекопитающих окситоцин непосредственно отвечает за заботу о детенышах, в том числе за их защиту от других особей. Благодаря этому ограниченные ресурсы матери расходуются только на детенышей, которые передадут ее гены следующим поколениям.