Трактат о военном искусстве - Сунь-Цзы

Исходным пунктом Сунь-цзы во всех его советах и указаниях является мысль, что наилучшая война – это такая война, которая дает максимум выгоды при минимуме вреда. Эта мысль проводится у него через весь трактат и находит яркое выражение в заключительной, XIII главе, где он называет «верхом негуманности» (а это в его устах есть наиболее сильное осуждение) жалеть средства на организацию военной разведки, или, иначе говоря, вступать в войну или вести войну вслепую, подвергая себя риску больших и ненужных жертв. Стремление во что бы то ни стало оградить свое государство от разорения и получить в свои руки противника тоже не разоренным, сохранить для себя всю его живую силу и материальные ресурсы, что именно и дает подлинную выгоду, – такое стремление характерно вообще для военных и политических философов старого Китая. Война – «на втором месте», к ней прибегают тогда, когда другого выхода нет. «Поэтому тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости, не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа своего войска долго». Кто это умеет, кто умеет сохранить в целости объект завоевания – страну противника, тот может, по словам Сунь-цзы, «оспаривать власть в Поднебесной», т. е. может претендовать на положение верховного правителя. Завоевание без сражений – наилучшее завоевание, война без военных действий – наилучшая война. Так полагает Сунь-цзы, а за ним и все выдающиеся военные писатели старого Китая.

В «Диалогах» Ли Вэй-гуна в уста одного из собеседников – танского императора Тай-цзуна – вложены следующие слова: «Покорять чужую армию, не сражаясь, – это наилучшее, сто раз сразиться и сто раз победить – это среднее; рыть глубокие рвы, возводить высокие редуты и обороняться за ними – это самое худшее» («Ли Вэй-гун вэньдуй», ч. III, с. 69).

Такая точка зрения, по-видимому, была характерна для китайской доктрины войны. Как уже было сказано, почти все выдающиеся авторы после Сунь-цзы в той или иной форме высказывают эту же мысль. Исторические хроники представляют дело так, будто и практика китайских войн свидетельствует о том же: в ряде случаев достигнутые победы они относят к категории побед, одержанных без сражений, причем именно такие победы оценивают очень высоко.

Как уже заведено в литературе старого Китая, эту тактику должны утвердить своим примером личности, которые принимаются за образец высшей государственной мудрости, – древнейшие легендарные правители Китая Яо, Шунь, Юй. Так, например, рассказывается, что во времена Шуня (2255–2205 гг. до н. э. по традиционной хронологии) восстала страна Саньмяо, т. е. племена мяо. Юй выступил на усмирение мятежников, но, увидев, что их страна по характеру своей территории очень хорошо приспособлена для обороны, счел бесполезным пробовать покорить ее оружием, как повествует хроника, вернулся со своей армией домой и энергично занялся у себя упорядочением своей страны, насаждением в ней благ культуры, поднятием благосостояния населения и этим добился того, что страна Сяньмяо очень скоро сама изъявила покорность.

Во время Троецарствия (III в.) вэйский правитель Цао Цао (Цао-гун, т. е. император У-ди, 155–220 гг.) взял осадой хорошо укрепленный город Ханьдань и никак не мог взять одну из мелких крепостей Иян, защищавшуюся гарнизоном с храбрым Хань Фанем во главе. Тогда Цао Цао направил против этой крепости своего военачальника Сюй Хуана. Тот решил действовать иначе. Вместо того чтобы идти на приступ, он послал на стреле в стан противника послание Хань Фа-ню, в котором убедительно разъяснял всю бесполезность сопротивления и предлагал сдаться. Он сумел так хорошо развить свою аргументацию, что вполне достиг своей цели: убежденный его доводами, Хань Фань прекратил сопротивление.

Такая тактика, говорят хроники, применялась и в междоусобных войнах, и во время восстаний, как, например, в конце Суйской эпохи, в правление Ян-ди (605–616), когда одно из восстаний приняло большой и опасный размер.

В период Троецарствия в Вэй без кровопролития было усмирено восстание одного из вэйских полководцев, разгромившего (в 244 г.) корейское царство Ко-гурё, – Му Цю-цзяня. Высланный против восставших другой полководец, Сыма Чжун-да (Сыма И, 179–251), не вступая в сражение, занял своими войсками основные стратегические позиции в районе восстания, занял расположенные в горных районах укрепленные пункты, тем самым обеспечив себе полное господство над всем районом. Третью часть своей армии Чжун-да направил в тыл армии восставших и отрезал им подвоз провианта и снабжения. Му Цю-цзянь, увидев создавшееся положение, будто бы, как говорят хроники, понял, что сопротивление бесполезно, и прекратил борьбу.

Подобных примеров комментаторы трактата приводят много, но здесь важно отметить лишь то, что, согласно их концепции, древние правители и полководцы стремились покорить противника без сражения, главным образом тремя способами: во-первых, картиной мудрого и просвещенного правления, благосостоянием государства, мирным преуспеянием своего народа, это само по себе должно было, по их мнению, производить сильнейшее впечатление на противника; во-вторых, можно было действовать на противника мудрой политикой по отношению к нему, политикой, исполненной внимания и уважения к его желаниям и нуждам, широко идущей навстречу его интересам; в-третьих, можно было достичь той же цели и мероприятиями военно-стратегического характера, ставящими противника в положение полной бесполезности сопротивления. Таким образом, орудиями бескровной победы являются: культурный и политический престиж страны, умная и благожелательная по отношению к противнику политика и стратегическое обессиление его.

Военные писатели рассматривают вопрос более узко. Они говорят о чисто военных мероприятиях, могущих обеспечивать бескровную победу. Так, например, цитированный выше Вэй Ляо-цзы указывает на два средства, могущие дать такую победу: путь и мощь. «Путь» в его устах – это высокое состояние своей боеспособности и полное знание противника. «Мощь» – это высокая организованность и дисциплина, совершенное военное искусство. Впрочем, Вэй Ляо-цзы сводит эти элементы к производному от них, но являющемуся решающим: наличие «пути» у себя в стране действует деморализующе на противника, отнимает у него всякую мысль о сопротивлении, наличие «мощи» у себя внушает своему народу и войску чувство полной уверенности в победе. Таким образом, Вэй Ляо-цзы сводит все к фактору внутреннего единства.

Это вообще характерно для него. В IV главе своего трактата он говорит: «То, чем полководец сражается, есть народ, то, чем народ сражается, есть дух. Когда преисполнены этого духа – бьются, когда дух отнят – бегут». Однако в данном случае для нас важно только то, что и историки, и военные писатели вроде Вэй Ляо-цзы и Ли Вэй-гуна ставят, подобно Сунь-цзы, сражение как метод борьбы с противником на втором месте. На первом месте у них другие пути достижения победы.

Но при такой точке зрения к полководцу, ведущему войну, предъявляются особые требования.

В I главе своего трактата Сунь-цзы, перечисляя качества, потребные для полководца, на первом месте ставил ум. Это не случайно. Это требование ума находит здесь, в III главе, свое объяснение. Полководец должен уметь победить «не сражаясь». А это значит, что он должен уметь «размышлять», «вырабатывать план»; он должен уметь «нападать замыслом», «нападать планом», т. е. владеть искусством стратегического нападения, как мы передаем по-русски это выражение Сунь-цзы. Нужно уметь «разбить противника умом», как говорят комментаторы Мэй Яо-чэнь и Ван Чжэ.