Майк Олдфилд в кресле-качалке. Записки отца - Вернер Линдеманн

И я думаю – селезень одинок, как грустно. Он станет горевать. К тому же в одну из предстоящих ночей он тоже может оказаться в брюхе лисы. Но кто забьет пернатого?

Ф. из деревни кончает дело одним ударом топора и язвительно смеется надо мной. «Трус, он даже утку забить не может». Мне это жаркое не по вкусу. Я предпочитаю краснокочанную капусту и картофель. Моему сыну больше нравится уплетать то, что с косточками.

Мы больше полугода вместе живем в этом доме. Тон нашего разговора в основном дружеский. Я больше не волнуюсь по поводу каждой мелочи. Я уже не могу представить жизнь в этих стенах без Тимма. Но, конечно же, я знаю, что наступит день, когда он уйдет. Порой все же возникают ситуации, когда мы противостоим друг другу, как чужие. Или я обижаюсь, когда раздражен тем, что он дает мне с собой запечатанное письмо для своей матери?

«Почему бы тебе не рассказать мне, что ты хочешь ей передать?»

«Тебе ведь не обязательно знать всё».

Имеется ли слово «спасибо» в лексиконе этого мальчика?

Почти каждую пятницу вечером М. стоит на пороге. Эту верную девушку не отталкивает ни плата за проезд, ни обстоятельства.

«Город не так хорош, здесь можно увидеть гораздо больше».

«И ты собираешься бросить учебу?»

«Посмотрим».

«Другие радовались бы, будучи студентом».

«Верно, но ведь я могу приняться и за что-то другое?»

«Что твои родители на это говорят?»

«Ничего. Они разведены. И заняты собой».

Я смотрю в прекрасные глаза девушки и замолкаю. Я чувствую нежелание М. говорить со мной на эту тему. Я задаюсь вопросом: почему молодые люди так рано стремятся быть друг с другом? Мне было двадцать семь, когда я сошелся со своей первой женщиной. И, как вскоре выяснилось, еще слишком рано. Я не был волевым и, вероятно, был неспособен жить в браке. Что толкает молодых людей объединиться? Одиночество? Раннее созревание?

Быть может, я смотрю на это слишком драматично. Есть пословица: «Рано поженившийся – никогда не раскаивается». Пословицы чаще всего являются результатом длительного опыта. Парочка вернулась с прогулки. Они вместе бегали по озеру. Я потерял дар речи. Как можно ходить по этому хрупкому льду?

Ответ М.: «Я иду с ним; он чует, случится что-нибудь или нет».

Любовь не боится опасности; опасность усиливает наслаждение.

Крот. Его следы повсюду: земляные холмики, проходы. Сам он остается невидимым.

Мартовским утром береза усыпана жемчужинами инея: они нанизаны на электрические провода, ими вышит хворый, серый сугроб. Ослепительное облачение умирающей зимы. Из восходящего солнца хихикает дятел.

Я беру на плечо топор, нужно сбить навес для поленницы. Я думаю: «у тебя получится найти деревяшки прямо на опушке леса». Заблуждение! Ищу долго. Как мало их здесь.

Самолет, распыляющий удобрения; на полях начинается весенняя работа. В мое время говорили так: надо ждать, когда конское копыто перестанет застревать в Моддере.

«Ложись в постель со своей простудой».

«Не пойдет».

«Почему? Ты болен».

«Отто в мастерской один».

«Он вбивает гвозди в тяжелые ворота. Я ему там нужен».

Прочь из дома! Я весь в поту, выдираю из кустов одеревеневшие стебли астр и маргариток и зажигаю в себе радостный огонек.

«Первая бабочка!» – восклицаю я и указываю на поляну, залитую теплым полуденным солнцем. Ветер гонит сухой дубовый лист.

А после привычный взгляд в овчарню. Вдруг Паула уже принесла потомство? С неделю она жрет разборчивее, стала доверчивее; толкает меня, когда я прихожу, заставляет почесать, носит упругое вымя. Нет, ничего.

Сюрприз ожидал меня в другом углу хлева: прикованный цепью баран Пауль снова разбил несколько досок. Вероятно, парень мстит за то, что я разлучил его с дамой сердца. Он таращится на меня, будто хочет сказать: цепь остается цепью, к тому же она такая длинная. Или он хочет убедить меня в своей доброте? Я вспоминаю, что наш деревенский пастух однажды сказал: только дикий баран – хороший баран.

Тимм, смущенный, показывает мне письмо от девушки. Там написано: «…я думаю, что это произошло. Приезжай скорее. Я уже не знаю, что нужно делать». Мой сын стоит передо мной, как большой вопросительный знак. «В любом случае, для начала ты должен с ней поговорить».

Знак вопроса становится еще больше.

«Но ведь она может ошибаться».

Знак вопроса становится знаком тире. Меня удивляет доверие; он просит меня спрятать письмо.

Я ощущаю себя пленником того, чьим надзирателем являюсь.

Теплые порывы ветра вытряхивают зимнюю копоть запада из живой изгороди терна. Капля за каплей стекают в овраг. Вода, оставшаяся от таяния снега. Капля за каплей, ручеек за ручейком – кто, как не они, приводит в движение эти дни ранней весны?

Я все еще вижу руку – женскую? – мужскую? – у меня до сих пор перед глазами эта ухоженная рука, которая держит перед камерой мертвых морских птиц. И я до сих пор слышу, как диктор говорит, что легкомысленные капитаны по-прежнему чистят свои танкеры в открытом море. В этой телевизионной передаче для меня кроется идея написать стихотворение о природе. Оно не будет романтично-восторженным. Поэзия о природе сегодня может стать поэзией о проблемах. Леса умирают. Реки загрязняются и даже отравляют море. Некоторые виды животных и растений полностью вымерли. Стихи могут привлечь внимание. Побудить к размышлениям. В природе всё важно, необходимо. Всё неповторимо. Прежде всего дети должны научиться ценить и защищать то, что нас окружает. Без здоровой природы нет здорового человека.

Дни идут. Теперь Тимм уезжает в мастерскую вовремя. Я сижу со своими стихотворениями. Вопреки весенней усталости я хорошо справляюсь с переутомлением. Не происходит ничего исключительного; наши беседы касаются лишь бытовых моментов.

Сегодня погода слякотная. Дорога к деревне напоминает растянутую лужу с кабанами.

Тимм встречает меня; он толкает велосипед по грязи, мопед остался в мастерской. Это старый Третмобиль, велосипед дедушки; год выпуска двадцать четвёртый. Три десятка лет он ежедневно возил своего хозяина к фабрике и назад, двадцать километров, в любую погоду.

Тимм стучит по седлу старой таратайки. «Вещь – класс. Почему наши велосипеды не держатся так долго?»

Тимм позже: «Чёртова грязь сегодня».

«Вчера ты пылко кричал о весне».

«Ну и? Где она?»

«Когда земля готовится зацвести, ты должен смириться с грязью оттепели».

Тимм позже: «Неужели ты на самом деле считаешь, что я должен поехать к девчонке? Разве она уже может знать, будет ребенок или нет?»