Подпольный олигарх - Алексей Макеев

Далее ужин проходил в полном молчании. Лишь бродившие неподалеку несколько оленух с телятами своим фырканьем нарушали тишину. Выпив напоследок оленьего молока, Гуров почувствовал себя впервые за все эти дни, что называется, в своей тарелке.

Собрав пустую посуду, Вера унесла ее мыть к ручью, протекающему неподалеку. От предложенной помощи она отказалась. Приятели молча сидели у костра, наслаждаясь покоем.

– А женщина-то очень даже ничего… А?! – Стас вопросительно посмотрел на Гурова. – Я раньше женщин из северных народов как-то не воспринимал. Может, мало видел? А эта… Прямо таежная королева красоты. Все при ней – и стать, и лицо…

– Стас. – Гуров покачал головой. – Ты неисправим! Ну, поимей совесть – хотя бы ей чего-нибудь подобного не ляпни.

– Да брось ты! – возмутился Крячко. – Я что, совсем уже без царя в голове?! Ясное дело, хамить не собираюсь… Но тебе-то могу же я о привлекательной женщине сказать пару слов! Да, кстати, надо ведь отдать ей этот самородок! – спохватился Стас.

Вернувшись от ручья, Вера снова подала им пиалы, теперь уже с золотистым отваром приятного кисловатого вкуса.

– Это подарит вам спокойный добрый сон, – пояснила она. – Когда ваши души, выйдя из тела, отправятся в долину сновидений, злые духи не посмеют к ним приблизиться и вселить в вас страх, немощь и болезни.

– Вера, я не знаю, чем и как мы сможем вас отблагодарить. – Стас достал из кармана самородок. – Но, может быть, эта вещь, найденная на дне озера, хоть в какой-то мере станет выражением нашей благодарности?

Вера, взяв самородок, долго молча рассматривала его, держа на ладони.

– Значит, ты?.. – удивленно посмотрев на Стаса, непонятно что имея в виду, тихо проговорила она, но, как бы спохватившись, тут же пояснила: – Это талисман с пояса великой шаманки… Ее имя в лесу духов без особой нужды называть нельзя. Она спит в своем обиталище, в той стороне, на вершине старой сосны. Он пропал вскоре после того, как она ушла в долину предков. Но было предсказано, что однажды его найдут, – она как-то непонятно посмотрела на Стаса. – И вот он нашелся. Вы не одержимы жадностью – это хорошо. Жадность – червь, пожирающий душу.

– Вера, расскажите о себе, если можете, – попросил Гуров. – Есть ли у вас родные, где вы живете?..

– О себе могу рассказать мало. – Вера говорила, глядя на огонь костра. – Я происхожу из древнего, уже почти исчезнувшего народа. Мои соплеменники или вымерли, или смешались с другими племенами. Кровных родственников у меня нет, я сирота. Я выросла в якутской семье. Это хорошие, добрые люди, они относились ко мне как к родной дочери. Вышла замуж. Муж был человек добрый, но слабый характером. Его душой овладела пагубная страсть к огненной воде. Наверное, поэтому судьба и не дала нам детей. Через пять лет после того, как мы поженились, его не стало. Когда он ушел в долину предков, я тоже хотела уйти вслед за ним. Мое горе было столь велико, что я три дня лежала в беспамятстве. И тогда родители позвали ко мне сильного шамана. Духи отпустили меня, но поставили условие, чтобы, вернувшись в мир живых, я стала посвященной – шаманкой. Тот шаман научил меня разговаривать с духами, и с той поры я раз в год приезжаю в лес духов, чтобы заручиться их благосклонностью.

– Замуж вы больше не выходили? – снова спросил Гуров.

– Духи сказали, что я должна остаться одна. – Вера понурила голову. – Мне много раз предлагали выйти замуж, но я не хотела нарушать волю Всевидящих. И однажды они открыли, что мне дано родить всего одного ребенка. Но он станет величайшим из шаманов. Сегодня день, когда солнце обладает наибольшим могуществом. Но именно сегодня духи тепла и света уступят власть духам холода и тьмы. В час, когда засыпающее солнце уступает место пробудившейся луне, я должна услышать голос духов.

Объяснив, что в момент камлания ее нежданные гости тоже должны будут ей помочь, она усадила Гурова у костра лицом на запад, в сторону заката. Стасу пришлось сесть напротив него, лицом к молодому месяцу, уже поднявшемуся над лесом. При этом им обоим нужно по-восточному скрестить ноги, а ладони соединить перед собой, направив пальцы в сторону огня. После этого Вера зашла в ярангу.

– Лева, – покосившись в сторону яранги, подал голос Стас, – не знаю, как ты, а я чувствую себя полным идиотом.

– Охолонись! – невозмутимо усмехнулся Гуров. – Тебя спасли? Обогрели? Накормили? Ну так не будь неблагодарным поросенком, поучаствуй в народном творчестве. Представь себе, что ты – на празднике народов Севера.

– Ты знаешь… – Стас сделал страшные глаза. – У меня такое ощущение, что за моей спиной кто-то есть. Аж мурашки бегают! Слушай, ну мы сегодня и начудили! Приняли гроб шаманки один – за улей, другой – за лабаз… А вообще-то, действительно, что-то уж слишком много сегодня происходит совпадений… Поневоле поверишь в духов!

Полог яранги распахнулся, и к костру вышла Вера в шаманском облачении. На ней была меховая одежда, но уже другая, с широким кожаным поясом, охватывающим талию, на котором, позванивая, болтались железные, медные амулеты и даже найденный Стасом золотой самородок. Распущенные волосы черной волной колыхались на спине. Голову венчал литой медный обруч с медными оленьими рогами по бокам. В руках Вера держала колотушку из оленьего рога, чем-то похожую на скипетр.

Немного подержав бубен над жаром костра, она ударила колотушкой, и на всю поляну разнесся звук, напоминающий крик раненого животного. Испуганно хоркнув, олени отпрянули в чащобу. К удивлению Гурова, это и на него произвело странное действие – внутри все внезапно напряглось, а по телу словно пробежал ток. Размеренно ударяя в бубен, шаманка пошла по кругу, гортанно напевая слова на непонятном языке. Ее голос непостижимо изменился, став более низким, порождающим какие-то необычные эмоции. Встретившись с ней взглядом, Гуров увидел глаза совершенно другого человека, сильного и властного. Став за спиной Стаса, раскачиваясь из стороны в сторону, шаманка, продолжая ударять в бубен, речитативом провозгласила:

– Ты, рожденный в час, когда мрак окутал лик луны, откроешь в этот мир путь тому, кто придет в него, когда солнце победит силы зимы.

Сделав круг у костра, она остановилась за спиной Гурова.

– Тебе, воину, поражающему зло, должно обладать тем, что принадлежит тебе по праву…

Затем шаманка пошла вокруг костра все быстрее и быстрее, раскачиваясь и кружась, удары в бубен стали более частыми и отрывистыми. Она нараспев произносила непонятные слова, временами качая из стороны в сторону головой, и дышала, как олень, загнанный стаей волков. Неожиданно Гуров поймал себя на том, что тоже, в такт ударов бубна, раскачивается из стороны в сторону. А в следующее мгновение весь окружающий его мир: костер, Стас, сидящий напротив с остановившимся взглядом, шаманка, лес, олени – смешался в кружащуюся перед глазами яркую, пеструю картинку калейдоскопа.

Открыв глаза, Гуров обнаружил, что лежит под плотным двускатным навесом шалаша. Он некоторое время лежал, пытаясь собраться с мыслями, силился припомнить, как и когда оказался здесь. Рядом на толстой подстилке из лапника громко сопел Стас. Гуров решил его не будить и потихоньку выбрался из шалаша наружу. Ярко светило уже высоко поднявшееся солнце, ветерок колыхал ветви берез, осин, сосен, молодых дубов. И тут как-то разом на Гурова нахлынули воспоминания о событиях вчерашнего дня. Он вспомнил все – как они со Стасом угодили в трясину, как сидели у костра шаманки Веры…