Тайный поцелуй - Барбара Картленд

Заметив выражение сомнения, промелькнувшее на лице лорда Хейвуда, директор поспешил добавить:

— Мы можем вас заверить, что экономическое процветание страны не за горами. Четырехсторонний альянс быстро поставит Европу на ноги. Я могу с уверенностью сказать, что в Англии вскоре превосходно пойдут дела.

— Я могу лишь надеяться, что вы правы, — сухо отвечал лорд Хейвуд. — Но в настоящий момент это никак не может помочь мне.

Покидая банк час спустя, он с грустью вынужден был признаться, что его положение нисколько не улучшилось по сравнению с тем, когда он выезжал из аббатства.

Даже можно сказать, что все стало еще хуже, потому что теперь он точно знал всю сумму своих долгов, а надеяться было уже не на что. И лорд Хейвуд вновь впал в отчаяние, еще более глубокое, чем прежде.

Визит к поверенному не принес ему никаких утешительных новостей.

Мистер Гроссвайс был настроен весьма сочувственно. И тем не менее только под огромным давлением лорда Хейвуда он согласился выплатить пособие старым слугам еще за один месяц, ясно дав понять, что он и его партнеры теперь, когда вернулся сам лорд Хейвуд, больше не могут нести бремя ответственности за состояние его дел.

Лорду Хейвуду ничего больше не оставалось, как выразить благодарность за их службу и, покинув адвокатскую контору, направиться прямо на аукцион «Кристи».

Именно здесь находился один из самых знаменитых и наиболее уважаемых салонов в Лондоне, где выставлялись вещи для продажи и устраивались самые дорогие аукционы.

Лорд Хейвуд вспомнил, что именно на этом аукционе пошло с торгов имущество бедняги Джорджа Бруммеля, когда тот был вынужден покинуть страну, а также выставлялись вещи лорда Байрона, уезжавшего из Англии.

Один из директоров, к которому обратился лорд Хейвуд, мгновенно понял, что тому было нужно.

— Я пришлю к вам одного из наиболее опытных оценщиков, милорд, — сказал он. — И уверяю вас, если в Хейвуд-хаузе есть что-нибудь ценное, он ни за что это не пропустит.

— Я был бы благодарен, если б он смог поехать также и в мое поместье, — ответил лорд Хейвуд. — В аббатстве положение точно такое же. Мой дед перед смертью описал и включил в завещание почти все имущество. Однако там есть кое-какие картины, не включенные в опись. Я надеюсь, что за прошедшие годы могло измениться отношение к этим полотнам и сейчас их цена несколько выше, чем во времена моего деда. Тогда он не посчитал их достаточно ценными, чтобы внести в список имущества, подлежащего передаче по наследству, но с тех пор взгляд на живопись изменился.

— Такое вполне может быть, — заверили его эксперты. Это были единственные обнадеживающие слова, которые лорд Хейвуд услышал за весь день.

К тому времени, как он покинул салон «Кристи», уже совсем стемнело. Он направился назад, в Хейвуд-хауз, чтобы переодеться в вечерний костюм, который Картер предусмотрительно уложил в дорожный саквояж.

Переодеваясь в спальне, которую в прежние годы занимал его отец, лорд Хейвуд поймал себя на мысли о тех огромных суммах, которые бездумно тратились в течение многих лет, словно они сыпались из неиссякаемого рога изобилия.

На конюшне, где он оставил Победителя и взятую взаймы лошадь, кроме них, разумеется, никаких лошадей больше не было, зато он увидел там множество экипажей.

Так же как и в поместье, здесь были фаэтоны, и двухколесные экипажи, и тяжелые дорожные кареты, и кабриолеты — и все это предназначалось для нужд одного-единственного человека!

Кроме того, лорд Хейвуд обнаружил, что, пока он был за границей, отец отделал несколько комнат с экстравагантной экзотической роскошью. Тяжелая шелковая парча на стенах гостиной гармонировала с дорогими, искусно вытканными портьерами. В столовой вся гипсовая лепнина была покрыта тонким листовым золотом, а заново расписанный итальянским художником потолок выглядел очень импозантно.

У его отца всегда были самые высокие запросы, только, к сожалению, ему нечем было их оплачивать.

И, внезапно ощутив всю тяжесть этой непосильной ноши, оказавшейся сейчас на его плечах, лорд Хейвуд с тоской подумал о том, что хотел бы бежать прочь от всего этого и никогда больше не видеть бесполезного великолепия. Мысли о бегстве невольно вызвали в памяти образ Налиты. Вспомнив о девушке, он вдруг представил себе, как она стала бы над ним насмехаться, узнав, что он совсем пал духом после всех неприятных открытий сегодняшнего дня.

«Вы непременно должны что-нибудь придумать!» — сказала бы она ему.

И лорд Хейвуд вынужден был признаться, что эта девушка, неизменно веселая и жизнерадостная, несмотря на свои не менее сложные обстоятельства, помогала ему не падать духом и не терять надежды. Если бы ее не было, то тучи, сгустившиеся над ним, показались бы ему еще более мрачными и беспросветными.

«Надо скорее возвращаться в аббатство», — сказал он самому себе.

Облачившись в нарядный вечерний костюм, лорд Хейвуд решил не без некоторого самодовольства, что выглядит безукоризненно. Стараясь не обращать внимания на то, что фрак заметно жал под мышками и в плечах, он спустился вниз по лестнице.

В холле его ждал старый Джонсон.

— Я должен был сообщить вашей светлости, что с почтовой каретой из Дувра доставили вчера ваш багаж, да только это совсем вылетело у меня из головы.

— Я как раз собирался спросить тебя об этом, — ответил лорд Хейвуд. — Все, что я привез с собой из Франции, я отправил багажом сюда.

Поскольку его привезли, завтра я все заберу с собой в поместье.

Ему пришлось несколько раз повторить эту фразу, пока Джонсон все расслышал и понял. Затем дворецкий сказал:

— Для вас есть несколько писем, милорд. Они приходили почти каждый день на имя вашей светлости.

Одного взгляда на эти письма, лежащие на серебряном подносе, было достаточно, чтобы понять, кто их автор.

На всех конвертах красовался витиеватый бисерный почерк Ирен Давлиш. И, глядя на эти письма, лорд Хейвуд с упавшим сердцем подумал о том, что она, видимо, уже вернулась в Англию.

От этой мысли ему стало очень неуютно, и он поспешно сказал:

— Я прочту их, когда вернусь, Джонсон. Пожалуйста, передай жене, чтобы приготовила мне завтрак к восьми часам. Я хочу завтра уехать как можно раньше.

— В котором часу, вы сказали, милорд? — переспросил туговатый на ухо дворецкий.

— В восемь часов, — терпеливо повторил лорд Хейвуд.

Затем, постаравшись выкинуть из головы воспоминания о леди Ирен, он поспешил покинуть дом и направился в клуб.

Там в кругу друзей ему на какое-то время опять удалось отбросить все печали и заботы. К нему вернулось хорошее настроение, и он от души наслаждался хорошей едой и приятной беседой, до тех пор, пока один из его приятелей не сказал, с лукавой насмешкой глядя на него: