Чернильное сердце - Корнелия Функе

Однако Сажерук вернул ей ключи.

— Я не умею водить машину, — сказал он. — В такой тележке даже сидеть неприятно, не говоря уж о том, чтобы ею управлять.

Элинор снова взяла у него ключи и, качая головой, села за руль сама.

— Странный вы какой-то, — говорила она, пока Мегги усаживалась рядом с водителем. — И мне хотелось бы надеяться, что вы действительно знаете, где находится отец Мегги. Иначе нам придётся сделать вывод, что не только этого самого Каприкорна стоит опасаться.

Пока Элинор заводила мотор, Мегги закрыла своё окошко и оглянулась на автобус Мо. Это было скверное чувство — оставлять его здесь. Хуже, чем просто покинуть дом — этот или любой другой. Каким бы чужим ни был тот или иной город, автобус всегда был для них с Мо кусочком родного дома. Но вот и он уже позади, и ничего привычного не осталось, кроме одежды в её дорожной сумке. Она прихватила также кое-какие вещи для Мо и две свои книги.

— Интересный выбор, — заметила Элинор. — Значит, ты берёшь «Круглый стол короля Артура» и «Фродо и его восемь спутников». Неплохие попутчики. И то и другое — очень длинные истории. Как раз то, что нужно для дальней дороги. Ты их уже читала?

Мегги кивнула.

— Много раз, — пробормотала она и погладила переплёты, прежде чем засунуть книги в сумку. Она даже точно вспомнила тот день, когда Мо переплетал одну из них.

— Да не смотри ты такой букой! — сказала Элинор. — Вот увидишь, наша поездка будет гораздо веселее, чем странствия бедного хоббита, и уж точно намного короче.

Мегги была бы рада, если бы могла разделить её уверенность. Книга — повод к их путешествию — лежала в багажнике, под запасным колесом. Элинор завернула её в целлофановый пакет.

— Сажерук не должен знать, где она, — строго приказала Элинор. — Я до сих пор ему не доверяю.

Но Мегги решила довериться Сажеруку. Она хотела ему доверять. Она должна была ему доверять. Кто ещё мог бы привести их к Мо?

Но на последний вопрос Селиг ответил:

— Быть может, он улетел в край по ту сторону тьмы, куда не ступала нога человека и куда не забредал зверь, где небо из меди, а земля из железа, туда, где под шляпками грибов и в прорытых кротами норах гнездятся тёмные силы.

И. Б. Зингер. Нафтали-сказочник и его конь Сус

Солнце уже стояло высоко в безоблачном небе, когда они тронулись в путь. Вскоре в машине Элинор стало так душно, что футболка Мегги, мокрая от пота, прилипла к коже. Элинор открыла своё окошко и пустила по кругу бутылку с водой. Сама она была в вязаной кофте, застёгнутой до подбородка, и порой Мегги спрашивала себя, не расплавилась ли Элинор под кофтой, — в те минуты, когда она не думала о Мо или о Каприкорне.

Сажерук молчаливо сидел на заднем сиденье, и можно было почти забыть о его присутствии. Он посадил Гвина к себе на колени. Куница спала, а Сажерук без устали, непрерывно гладил её по шёрстке. Время от времени Мегги оборачивалась в его сторону. Чаще всего он безучастно глядел в окно, словно смотрел сквозь проплывающие мимо горы и деревья, дома и скалистые склоны. Его взгляд был пуст, мыслями он уносился куда-то далеко, и однажды, когда Мегги обернулась, его исковерканное шрамами лицо было таким печальным, что она быстро отвела глаза.

Ей тоже захотелось, чтобы на её коленях во время долгой-долгой поездки сидел какой-нибудь зверёк. Может быть, ему удалось бы прогнать мрачные мысли, которые упрямо лезли ей в голову. Дорога петляла по горам, которые становились всё выше; временами казалось, что они хотят раздавить её между серыми каменистыми склонами. Но ещё хуже, чем горы, были туннели. Там её подстерегали видения, которые не могло бы спугнуть даже тёплое тельце Гвина. Девочке грезились то призрак Мо в холодной темнице, то призрак Каприкорна… Мегги знала, что это он, пусть всякий раз у него было другое лицо.

Некоторое время она пробовала читать, но вскоре заметила, что ничего из прочитанного не запоминает. В конце концов она отложила книгу и стала, подобно Сажеруку, смотреть в окно. Элинор выбирала узкие дороги, где было мало машин («А иначе ехать будет слишком скучно», — сказала она). Мегги было всё равно. Она хотела только поскорее доехать. С нетерпением она глядела на горы и деревни, в которых кто-то был у себя дома. Иногда в окнах встречных автомобилей она ловила взгляды незнакомых людей, но они тут же уносились вдаль, будто закрывалась книга, которую ты не успел прочесть. Когда они проезжали через небольшое селение, то увидели, как на обочине дороги какой-то мужчина наклеивал плачущей девочке пластырь на разбитую коленку. Он утешал её, гладил по волосам, и Мегги невольно вспомнила, как Мо не раз врачевал её собственные болячки, как он, чертыхаясь, бегал по всем комнатам в поисках пластыря, и от этого воспоминания у неё опять навернулись слёзы.

— О господи! Да здесь тише, чем в гробницах египетских фараонов, — в какой-то момент сказала Элинор (Мегги заметила, что Господа она поминала довольно часто). — Неужели никто не может сказать что-нибудь вроде «Какой красивый пейзаж!» или «Ах, какой великолепный замок»? В такой мёртвой тишине я через полчаса засну за рулём.

Она всё ещё не расстегнула ни одной пуговицы на своей кофте.

— Я не вижу никаких замков, — пробурчала Мегги. Но очень скоро Элинор показала ей замок.

— Шестнадцатый век, — объявила она, когда на горном склоне появились развалины крепостных стен. — Трагическая история. Запретная любовь, преследования, гибель, сердечные муки…

Среди хранивших свои тайны скал Элинор рассказала о битве, которая состоялась как раз в этом месте более шестисот лет тому назад. («Если покопаться в этих камнях, наверняка можно отыскать кости и покорёженные шлемы».) Казалось, в связи с каждой встречной колокольней она знала какую-нибудь историю. Некоторые были настолько невероятны, что Мегги недоверчиво хмурилась. «Именно так и обстояло дело», — всякий раз говорила Элинор, не спуская глаз с дороги. Похоже, ей особенно по сердцу были жуткие, кровавые истории о несчастных обезглавленных влюблённых или о князьях, живьём замурованных в стену.

— Конечно, сейчас это являет собой довольно мирное зрелище, — подытожила Элинор, когда Мегги, выслушав один из её рассказов, несколько побледнела. — Но, уверяю тебя, всюду таится какая-нибудь мрачная история. Да уж, несколько столетий назад жизнь была куда увлекательней!

Мегги не понимала, чем же так увлекательна эпоха, когда у людей, если верить Элинор, не было другого выбора, кроме смерти от чумы или от рук шляющихся в округе солдат. Но при виде какой-нибудь сожжённой крепости Элинор от волнения вся покрывалась красными пятнами, и её глаза, обычно холодные, как камень, загорались романтическим блеском. И тогда она рассказывала о воинственных князьях или алчных до золота епископах, наводивших когда-то ужас на горы, через которые сейчас вела эта асфальтированная дорога, и сеяли здесь смерть.

— Дорогая Элинор, вы, очевидно, родились в неподходящей истории, — сказал вдруг Сажерук.