Человек с золотым пистолетом - Ян Ланкастер Флеминг

Бонд стоял у двери и обратил внимание на тот порядок, в котором они рассаживались вокруг стола. Он закрыл дверь, запер ее на ключ, потом быстро запер и выход из холла. Взял с буфетной стойки большой бокал и приставил стул к самой двери в зал. Прислонил бокал верхней частью к дверной петле, приложил к донышку левое ухо. При помощи этого самодельного усилителя нечленораздельные звуки чьего-то голоса стали вполне понятной речью господина Хендрикса: «… Именно это я и сообщу своему начальству в Европе…» Последовала пауза, и Бонд услышал другой звук, скрип кресла. Со скоростью молнии он отодвинул свой стул на несколько футов от двери, открыл один из буклетов, лежащих на коленях, и поднес бокал к губам. Дверь резко открылась. Скараманга вертел на цепочке свой ключ-отмычку. Он внимательно посмотрел на сидевшего как ни в чем бывало Бонда.

— О'кей, приятель. Проверка. — И хлопнул дверью.

Бонд, стараясь шуметь, как можно больше, запер ее и опять занял свое место. Говорил Хендрикс.

— У меня есть одно важное сообщение для нашего председателя. Это из достоверных источников. Есть один человек по имени Джеймс Бонд, так вот, этот человек ищет его здесь. Он из английской Секретной службы. У меня нет другой информации, нет описания этого человека, но, кажется, он на очень высоком счету у моего начальства. Господин Скараманга, вы что-нибудь слышали об этом?

Скараманга фыркнул.

— Нет, конечно, черт побери! Да и что мне за дело? Я закусываю время от времени завтраком каким-нибудь из их известных агентов. Только десять дней назад разделался с одним из них, он принялся было выслеживать меня. Его звали Росс. Сейчас его тело медленно опускается на дно битумного озерца в Восточном Тринидаде — это некое местечко Ла-Бреа — нефтяная компания, люди фирмы «Тринидад Лейк асфальт» достанут на днях забавное такое полезное ископаемое. Переходите к следующему вопросу, пожалуйста, господин Хендрикс.

— Далее я хотел бы узнать, какова политика Группы в деле саботажа на уборке тростника. На нашем совещании, проходившем полгода назад в Гаване, несмотря на то что я голосовал против и остался в меньшинстве, было решено, в обмен на определенные услуги, прийти на помощь Фиделю Кастро и помочь ему в поддержании и даже увеличении мировых цен на сахар, дабы возместить потери, нанесенные ураганом «Флора». С тех пор на тростниковых плантациях Ямайки и Тринидада было много пожаров. В этой связи до моего начальства дошли сведения, что отдельные члены Группы, особенно — послышался шорох бумаг — господин Дженджерелла, Роткопф и Биньон, не говоря уже о нашем председателе, активно занимаются скупкой партий сахара июльского урожая в спекулятивных целях.

За столом поднялся недовольный ропот: «Почему это мы должны?.. Почему они не должны?..» Громче всех звучал голос Дженджереллы. Он говорил на повышенных тонах.

— Кто это, черт побери, сказал, что нам нельзя делать деньги? Разве это не одна из целей Группы? Я опять задаю этот вопрос вам, господин Хендрикс, как и полгода назад: кто там из вашего так называемого «начальства» непременно хочет удержать цены на сырой сахар на низком уровне? Я так понимаю, что выгодно это только Советской России. Они продают Кубе самые разнообразные товары, включая — не перебивайте! — ракеты, которые могут быть использованы против моей страны. Они обменяли на сахар и то оружие, поставки которого удалось недавно сорвать. Они ловко торгуют, эти красные. Мошенники, каких поискать, готовы отхватить побольше сахара даже у друзей и союзников. Так вот, господин Хендрикс, — в голосе послышалась издевка, — один из ваших начальников случаем не из Кремля?

Раздался голос Скараманги, он перекрыл последовавший за словами Дженджереллы шум.

— Эй, парни, прекратите. — С трудом восстановилась тишина. — Когда мы организовали этот кооператив, было решено, что самое главное — активно сотрудничать друг с другом. Так вот, господин Хендрикс, позвольте мне ввести вас в курс дела, сказать все как есть. Что касается общего финансового положения нашей Группы, то ситуация меняется к лучшему. Что касается нас, как группы инвеститоров, то мы можем вкладывать деньги в то или иное дело не вкладывать их, мы можем рисковать, выигрывать и проигрывать. Сахар — неплохая ставка в игре, и почему бы нам не поставить на ту или иную лошадку, даже если один из нас на скачки вовсе не ходит. Вы меня понимаете? А теперь слушайте внимательно. Сейчас на якоре в Нью-Йорке и других портах США стоят шесть кораблей, контролируемых Группой. Эти корабли, господин Хендрикс, не будут разгружаться до тех пор, пока цены на сахар июльского урожая не поднимутся еще на 10 центов. И в Вашингтоне, в министерстве сельского хозяйства, и среди членов «сахарного картеля» об этом известно. Они знают, что мы схватили их за горло. А на них тем временем уже нажимает «спиртной картель» не говоря уже о России. Цены на черную патоку возрастают одновременно с ценой на сахар, и крупные производители рома очень нервничают, они хотят, чтобы наши корабли стали на разгрузку до того, как возникнет реальная нехватка сахара и цена пойдет вверх. Но есть и другая сторона этого дела. Мы должны платить своим командам, платить за фрахт и так далее, кроме того, стоящие на приколе суда — это чистые убытки. Так что кто-то должен уступить. В этом бизнесе мы создали ситуацию, которую можно назвать «плавающей ценой на урожай», — наши корабли находятся в открытом море, выстроившись боевым порядком против правительства США. Вот как обстоят дела. Таким образом, четверо из нас за то, чтобы приобрести или потерять десять миллионов долларов или около этого, мы и те, кто нас поддерживает, за это. А тут еще путается под ногами это небольшое предприятие, затянувшееся строительство гостиницы, мы несем убытки. Так что же прикажете делать, господин Хендрикс? Конечно, мы поджигаем тростник где только можно. У меня хороший контакт с «растафари» — это такая секта, они носят бороду и курят марихуану, живут в основном кучно, недалеко от Кингстона, в местечке Дангл, Дангл-хилл. Они считают себя подданными императора Эфиопии — как там его? — а местечко это полагают своим законным домом. У меня есть среди них свой человек, человек, который приобретает марихуану. Я снабжаю их ею, а они устраивают пожары и другие неприятности на тростниковых плантациях. Вот и вся история, господин Хендрикс. Вы просто скажите своим боссам, что там, где есть удача, есть и невезение. И к ценам на сахар это имеет такое же отношение, как ко всему остальному. О'кей?

— Я передам ваши слова, господин Скараманга, — сказал Хендрикс. — Хотя вряд ли они вызовут восторг. А теперь это дело с гостиницей. Хотелось бы знать, как здесь обстоят дела? Полагаю, что надо обсудить все как есть, без лишних слов, без прикрас. Вы согласны?

По залу пронесся гул одобрения.

Скараманга пустился в длинные рассуждения, которые представляли для Бонда интерес лишь постольку-поскольку. Феликс Лейтер в любом случае все это запишет на магнитофон, находящийся в ящичке картотечного шкафа. Он заверил Бонда в этом. Аккуратный американец, как объяснил Лейтер, снабдивший его всем необходимым, на самом деле был неким Ником Николсоном, господином из ЦРУ. Его особенно интересовал господин Хендрикс, который, как подозревал Бонд, является одним из резидентов КГБ. В КГБ предпочитают косвенное руководство операциями — например, их человек в Женеве является главным резидентом по Италии, а этот господин Хендрикс из Гааги на самом деле — резидент по странам Карибского бассейна и глава Гаванского центра. Лейтер все еще работал на частную сыскную контору «Пинкертон», но одновременно числился в резерве ЦРУ, которое наняло его для выполнения именно этого задания; там учитывали, что он хорошо знает Ямайку, где они в свое время неплохо провели время вместе с Джеймсом Бондом. Перед Лейтером стоит нелегкая задача — внести раскол, посеять рознь среди членов Группы, а также выяснить, что они затевают. Все эти люди хорошо известны в гангстерском мире, и естественно, что ФБР ими занимается; но Дженджерелла был «боссом боссов», главой мафии, и впервые стало известно, что КГБ поддерживает с мафией связи — такой страшный союз необходимо было разорвать любой ценой, вплоть до физического уничтожения. Ник Николсон, работавший под именем Стэнли Джоунса, был специалистом в области электроники. Он обнаружил основной провод, ведущий к записывающему аппарату Скараманги под полом главного коммутационного зала, и сделал отвод; теперь он мог записывать на магнитофон каждое слово. Так что Бонду в общем и дергаться было нечего. Он подслушивал из простого любопытства, а также на всякий случай, если техника не сработает, по какой-либо причине; все, что говорилось в зале совещаний, где в телефоне, стоящем на столе, было вмонтировано подслушивающее устройство, продолжалось и в холле. Бонд объяснил, почему он оказался здесь. Лейтер лишь тихо и протяжно свистнул в знак почтительного понимания. Бонд согласился, что ему надо держаться подальше от этих двоих и действовать самостоятельно, но они договорились о месте встречи в случае крайней необходимости и о месте, где можно оставить записку; «почтовый ящик» решили устроить в мужском туалете, который находился в холле и был закрыт на ремонт. Николсон дал ему ключ, который открывал это помещение и все другие комнаты, только после этого Бонд помчался на совещание. Джеймс Бонд чувствовал себя теперь значительно увереннее, он получил неожиданное подкрепление. Когда-то они уже работали с Лейтером — задания были рискованные. Он был незаменим, когда дело пахло жареным. Хотя у Лейтера вместо правой руки был только стальной крюк — напоминание об одной операции, он стрелял с левой без промаха, другим американским агентам было до него далеко, вместе с тем крюк мог оказаться мощным оружием в рукопашном бою.