Манфред - Елена Гвоздева

моя наглость. Как настоящий репортер, я заявил, что подам петицию в военную канцелярию Кайзера за нарушение международной конвенции прав репортеров, освещающих "театр военных действий". Причём заметьте, на неплохом немецком. Эту вескую фразу я заучил из газеты.

— Так прям и сказал "театр военных действий"? — хохотнул Чумак.

— А, то!

— А немецкий откуда знаете? — уважительно спросил Володя.

— Ну-у, так, я же подмастерьем был в Питере у немца-гравёра. Там, если чего недопонял, вмиг между лопаток получал. В общем, смог объясниться с унтером, благо немецких газетенок в сарае, где нас держали, было полно. Оттуда и "театр военных действий". Х-хых.

— Да, дед! Непростой ты мужик, — уважительно покачал головой Степан Чумак.

— А вы, что же, не только по металлу можете гравировать, но и по резине? — восхищенно спросил Володя.

— Да не понял ты, паря. Я же не гравировал этот штамп, так чуть бритвой поправил. Просто немчура не видел никогда ни наших противогазов, ни калош со штампом "Треугольника".

— Да понял я, понял. А всё же, можете из резины выгравировать?

— Я много чего могу, — с достоинством произнёс пожилой мужчина, — вопрос: для чего?

— А для печати, например? Немецкой.

"Тьфу ты! — Пётр даже сморщился от такой прямолинейности Володьки. — Надо же исподволь подвести, спугнут дураки".

Гравёр вмиг стал серьёзным, взял в руки портсигар — предмет заказа, помолчал. Теперь перед ними сидел не старичок-балагур, а уставший седой мастер. Внимательно посмотрел в глаза Чумаку.

Тот глаз не отвёл, вздохнул и проникновенно сказал:

— Спасать надо наших людей, батя. Эти немцы гораздо кровожаднее тех, из первой мировой.

— Кх-м… Ну что же, хлопцы, нужен оттиск, а ещё лучше матрица, — и уже уверенней добавил, — и резина хорошая.

— Вот это уже разговор, — обрадованно выдохнул Чумак. — Давай по порядку: что такое матрица, как делать?

— Оттиск нужно сделать на чистой, хорошей бумаге, да не один, а несколько. Подложить под бумагу сукно помягче, чтобы всё до запятых и точечек, до перышек на крыльях орла отпечаталось. Это эталон, по которому проверять буду копию. Так понятно? Теперь матрица. Можно залить тёплым воском, а потом в холодную воду, но есть риск повредить каучук. Я же не знаю, из чего конкретно печать сделана. Может греть нельзя…

— Да, рисково.

— Тогда, хлопчики, лучше гипс, но хороший, как у зубного врача, без примесей, мелкого помола. И замешать надо правильно, чтобы в каждое углубленьице проник.

— Попробуем достать. Дальше?

— Я вам отмеряю, значитца, в склянку аптечную норму гипса, а в другую — норму воды, чтобы без ошибки, вам только качественно смешать, чтобы однородная смесь была, без комков и пузырей. Застывает минут за пятнадцать. Заранее не сделать.

— Так, поняли.

— Теперь, значит, как лучше сделать: приготовьте лист плотной бумаги, но мягкой, чтобы хорошо скрутилась в трубку, без заломов. Плотно завернёте печать в трубку из бумаги, без зазоров. Обвязать так, чтобы печать стала донышком этого бумажного "стакана" изнутри. Установите этот "стакан" вертикально, можно в настоящий стеклянный стакан, чтобы оголовок печати не болтался. И наливайте в этот стакан раствор из гипса. Теперь главное — не колыхать, даже не дышать на него. Минут 15–20, я говорил уже.

— Да, — вздохнул Степан, — управиться бы за 10 минут.

— Нет, надо больше времени. Много не лейте, толщиной на наперсток хватит.

— Сантиметра два?

— Да. Если в помещении не холодно, должно застыть хорошо. Теперь главное — не расколоть матрицу. Бумагу снимете, легонечко постучите пальцами по гипсу, ласково, помолясь, отделите гипс от печати. Хорошо бы конечно печать предварительно смазать, да вот беда, отмывать вам её будет сложно, а без отмывки вернуть печать хозяину никак нельзя — заметит. После гипса придётся отмывать её зубной щёткой, чтобы ни грамульки, ни крошечки гипса нигде не прилипло.

Ещё!

Заранее штемпельную подушечку с чернилами приготовьте! Печать-то после отмывки слишком чистой окажется, без чернил. Опять же подозрительно. Смекаете?

"Ай да дед! Смотри, как чётко всё по полочкам разложил. А ведь пил самогон, теперь понятно, почему его считают мастером. Вот только сделают ли хлопцы всё, как надо? Это же нужно сноровку иметь и пальцы, как у гравёра… Надо думать… — Пётр покачал головой, делая пометки о последовательности действий. — Ещё бы придумать, где и когда всё это провернуть".

— Спасибо, отец! — проникновенно сказал Чумак, — а портсигар возьмите в благодарность, это серебро.

— Ну, вот что, хлопчики, — нахмурился гравёр, — я это не из-за "благодарности" вашей. Понимать надо.

— Вы уж извините нас.

— Если что, знаете, где меня искать. Прощавайте.

***

Ночью Пётр Онуфриевич не мог уснуть, зажёг свечу, снова просмотрел записи. Какая-то мысль промелькнула, пока писал, сидя за шкафом. Никак не давалась. Какая-то идея… подсказка.

Только утром, снова перечитывая пометки, понял: "Зубной гипс — зубной врач. Вот оно! В кресле стоматолога человек не может следить за портфелем, его затылок прижат к подголовнику, лицо в потолок. Не будет же он, как лошадь, всё время косить глазом. А если обезболить… расслабить… усыпить. Так! В этом что-то есть.

И тут очень кстати пришлась затея Клары припугнуть Хайнемана.

Сначала майору эта затея не понравилась, но выслушав доводы Клары, он вынужден был признать, что введение униформы значительно облегчило бы передвижение по городу наших людей, да ещё и с оружием. Получить для подполья полноценный, а главное — легальный вооруженный отряд, крайне важно. Но риск…

"Расслабить" начальника фельдкомендатуры предложил анестезиолог Иван Лысенко с помощью новокаина фирмы "Хёхст". В немецком госпитале были даже шприцы Фишера (стоматологический инструмент), о чём с тоской сказал Василий Чабановский. Но как достать? Василий Дмитриевич работал в инфекционном отделении городской больницы.

Отправить Клару к немецкому стоматологу — неоправданный риск — ещё одно звено в цепи подозрений. Единственный, кто был знаком в силу профессии с немецкими врачами — Манфред Генрихович.

***

Подготовка кабинета стоматолога

Сделали так.

Коменданту DULAG 111 подложили в сахарницу кусочек белого мрамора, Вебер любил чай вприкуску. Вот и доприкусывался гад. Крик! Беготня денщика Крохта.

— Уй! О-о-о! Больно то как!

Это же свой собственный зуб, а не черепа узников, которые так легко ломать прикладом.

Срочно вызванный Эсси-Эзинг успокоил страдальца:

— Начальник охраны лагеря очень хвалил стоматолога из городской больницы Чабановского, творит чудеса.

— Ча-ба-нофф-ски? Еврей? — напрягся Вебер.

— Нет, что вы! Белорус. Зовут Василий Дмитриевич, он вам этот зуб восстановит, как новенький, только нет у него обезболивающего, нужно послать вашего адъютанта на склад немецких медикаментов в госпиталь.

Вебер кивнул:

— П-поезжайте к нему, пусть напишет, что надо, и привезите сюда.

— Так ведь и бормашину придётся везти, а она требует установки,