Девочка из провинции - Алла Холод

– Да нет, что ты! – возмутился Димочка. – Как я могу жалеть о таком?

Катя облегченно вздохнула. Главное, что он не жалеет, с остальным можно разобраться.

– Меня эта поездка в другом плане подкосила, – признался Димочка, – перед тобой-то нет смысла изображать, ты сама в райцентре выросла, а я даже не в райцентре, в селе. Сама знаешь, какая там жизнь. Приехал в город – тут общага с облезлыми стенами и текущими кранами. Ну что я тебе говорю, ты сама видела. Понимаешь, когда ты приходишь к кому-то в гости в красивую, большую квартиру, тебе вроде как до нее дела нет. Квартира не твоя, ты – гость, к себе ее не примеряешь. А вот когда ты сам, лично, поживешь в таких условиях, как мы жили на курорте… Когда у тебя веранда с видом на тропический сад, когда тебя кормят королевскими креветками, а поят дайкири – это уже совсем другое дело.

Дима вздохнул, опустил глаза, углубившись в какое-то свое вспоминание и продолжил:

– Доминикана – курорт дорогой, и отель этот был не из дешевых. Там отдыхают люди, привычные к такому образу жизни, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Катя.

– В этом все дело, – проговорил он, – когда люди, попадая на такие курорты, перемещаются только в пространстве, не меняя образа жизни, – это нормально. А когда ты попадаешь в сказку случайно, то по возвращении тебя ждет очень неприятный сюрприз. То есть дома тебя ждет та же самая серая нищета, какую ты оставил. Раньше я относился к своей общаге как к неизбежному временному злу. Теперь все изменилось, я ее видеть не могу. Я не могу в ней жить!

Все понятно. Димочка волею случая сменил обстановку, потом вернулся в реальность и теперь не может с ней смириться. Раньше эта реальность казалась ему всего лишь ступенью к лучшей жизни, а теперь он все видит иначе.

– Ты знаешь, что еще я понял? Я думал, что буду как-то двигаться в жизни: получать профессию, работать, чтобы лучше жить. И пока учился, тоже так думал. Студенты, конечно, разные были, но все далеко не дети олигархов. А сейчас я понял еще одно: масса людей в моем возрасте живут совершенно по-другому. У меня на это карабкание по лестнице уйдет вся молодость – самое лучшее время, когда больше всего хочется жить. И когда я куда-то продвинусь, мне такая жизнь уже надоест.

Катя опешила. Она не ожидала такого откровенного признания и не подозревала в Димочке таких мыслей.

– У тебя какая-то странная депрессуха, – только и смогла сказать она, – я думала, что ты вернешься с хорошим настроением, а ты как-то скис…

– Кать, большая разница, – раздраженно пояснил Димочка, – ты вернулась в дом к дяде, а я в общагу. Только и всего.

– Действительно, вопрос с общагой надо как-то решать, – задумалась Катя. – Но все равно это не смертельно, Димочка, будет у тебя квартира, все у тебя будет хорошо. Веришь?

Он только усмехнулся.

– Зря затеял этот разговор, – сказал Дима, поднимаясь со скамеечки в парке, где они отдыхали, – ты подумаешь, что я ущербный нищеброд, что я завидую тем, кто живет лучше меня.

– Что ты говоришь?! – возмутилась Катя, поднимаясь следом. – Я никогда так не подумаю!

– Подумаешь, – махнул рукой Димочка. – А я не завидую, Кать, просто очень жаль времени. Нормальная жизнь где-то очень далеко. Сейчас я только подсмотрел, какой она может быть. Лучше бы не подсматривал.

– Подожди, ты ведь обещал, что будешь мне верить, – сказала она, останавливая Диму и заглядывая в глаза. – Ты помнишь, что ты мне это обещал?

– Помню, – подтвердил он.

– Вот и не забывай, – поставила точку Катя. – Я же сказала, что скоро у тебя все будет хорошо.

Катя все время думала об этом разговоре. Димочка – романтик. Димочка – особенный. Все, что он говорил, идет не от зависти, не от жадности и потребительства, в этом она уверена. Такого в нем нет, да и откуда бы оно взялось: из его родной деревни, что ли? Просто он краешком глаза увидел прекрасный, беззаботный мир, в котором можно любоваться звездами, вдыхать соленый бриз, подставлять спину океанской волне. Ну и кроме всего этого, пить изысканные коктейли, баловать себя морской кухней, кататься на лодке по бирюзовому морю. Все это произвело на него, неподготовленного, слишком сильное впечатление, поэтому сейчас ему трудно отходить, его мучит самое настоящее похмелье.

Кате действительно легче. Она, конечно, тоже до того не моталась по курортам, но ведь и ехала она на край света не за морями-океанами, креветками, маракуйями, – это уж дополнительный бонус – она ехала, чтобы побыть наедине со своим любимым. Все остальное ей, по большому счету, абсолютно все равно. Да и вернулась она, Димочка прав, в уют дядиного двухэтажного особняка, в котором тоже вполне может лакомить себя теми же креветками, хотя и морожеными.

Но ведь еще недавно и в ее жизни все было иначе. Был осточертевший домишко, кривая дорога до больницы, усыпанная экскрементами различных животных, центральная улица, парк, из которого по утру мерцали очи страждущих опохмелиться. Районная больница с палатами по шесть человек. И одинокие вечера, похожие один на другой. И так постоянно. И тоже без всякой надежды на что-то иное. Но все изменилось.

Для Димочки сегодняшняя ситуация – как застывшая лава, но жизнь на самом деле не такова, Катя уже убедилась в этом. Жизнь меняется, и порой весьма неожиданно. А если ты хочешь, чтобы жизнь менялась в нужном тебе направлении, нужно не упиваться своими депрессиями, не жалеть себя, а влиять. Человек может ВЛИЯТЬ, теперь-то Катя это понимала.

На счет Димочки она не беспокоилась. Он оптимист, его плохое настроение – явление временное, скоро его природная жизнерадостность разгонит хмурые мысли, и он опять станет все тем же Димочкой – зеленоглазым красавчиком с черными вихрами и родинкой на переносице. Главное, чтобы в этих его мыслях не появились посторонние люди, как, например, московская акула, от мысли о которой Катю всю передергивало. Ее визитку она конечно же нашла в кармане Димочкиных шорт и немедленно изъяла, но ведь он оставил ей свой телефон…

Пока Катя отгоняла тревожные мысли, она дошла до нужной улицы и стала искать дом. Все-таки в городе она ориентировалась еще плохо, а у бабки была слишком давно и тогда совершенно не запоминала дорогу. Катя поспрашивала прохожих и, наконец, сориентировалась: просто за время, пока она здесь не была, рядом построили офисное здание, которое помешало опознать знакомое место.

Дом был старым, но выглядел очень аккуратно, фасад не так давно покрашен, в окнах – не во всех, но в большинстве – установлены стеклопакеты. Это был дом не хрущевской и не так называемой сталинской постройки, такие трехэтажки встречались редко, строились они, видимо, по какому исключительно местному проекту и воздвигались на века. Таким он казался основательным и незыблемым – не то, что многие сравнительно новые постройки, которые уже через несколько лет становились похожими на затонувшие корабли.

Катя вошла во дворик, и ощущение добротности только усилилось. К нему присоединилось еще одно – чувство покоя. Во дворе росли огромные, видавшие разные поколения горожан, каштаны, могучие и благоуханные, шумящие густой листвой куда высоко над крышей. Сам дом был во многих местах увит диким виноградом и плющом, во дворе разбиты клумбы с мелкими, яркими цветочками. На лавочках с удобными спинками в отсутствие бабушек угнездились местные кошки – все до одной пушистые и чистенькие. В подъезде пахло временем, которое держало в себе десятки человеческих судеб, когда-то соприкасавшихся с этими стенами. Несмотря на августовскую жару, здесь было прохладно. Вот что значит настоящая кладка!