Левиафан - Пол Остер

— Это еще не значит, что я поступил правильно.

— Правильно, неправильно… Так устроен мир. Мы заложники своей стрелялки, и никуда нам от этого не деться. Иногда мы пытаемся бороться с собой, но это борьба с предрешенным исходом.

— Как это прикажешь расценивать? Как признание вины? Или ты хочешь сказать, что ты невиновен?

— Невиновен в чем?

— В том, о чем мне рассказывала Фанни. Твои левые заходы. Твои романчики на стороне.

— Она тебе про это рассказывала?

— В подробностях. Бесконечная телетайпная лента с именами, датами, описаниями партнерш и так далее. На меня это, признаюсь, произвело сильное впечатление. Я увидел тебя в совершенно новом свете.

— Не стоит быть таким доверчивым.

— То есть Фанни лжет?

— Скорее, она не в ладах с правдой.

— Не вижу разницы. Ты просто формулируешь иначе.

— Речь о другом: Фанни свято верит во все, что она себе придумала. Она уверена, что я ей изменяю, и разубедить ее в этом невозможно.

— А на самом деле ты ей не изменяешь?

— Мне случалось оступаться, но ее фантазия преувеличила это многократно. Если вспомнить, сколько лет мы вместе, мой «послужной список» окажется весьма скромным. У нас с Фанни были свои взлеты и падения, но за все эти годы я ни разу не пожалел о том, что мы женаты.

— Тогда откуда взялись имена всех твоих любовниц?

— Я рассказываю ей истории. Есть у нас такая игра. Я сочиняю истории про свои воображаемые победы, а Фанни слушает. Ее это возбуждает. Тебе ли не знать, что слова имеют власть. Для некоторых женщин это самый сильный афродизиак. Например, для Фанни, как ты и сам наверняка уже успел выяснить. Она обожает грязные словечки. Чем разнузданнее разговор, тем больше она заводится.

— В ее пересказе это звучало несколько иначе. Она говорила не о «воображаемых победах», а об изменах, и говорила очень серьезно. Речь шла о вполне реальных женщинах.

— Она ревнива, и внутренний голос нашептывает ей разные гадости. Мы это не раз проходили. Послушать Фанни, так у меня один бурный роман сменяет другой, а пресловутый список уже можно издавать отдельной книгой. Спорить с ней бесполезно, она только укрепляется в своих подозрениях. И что же? Вместо правды она выслушивает от меня то, что хочет услышать. Ну а для меня главное, чтобы она была счастлива, вот я и рассказываю ей небылицы.

— Слово «счастье» кажется мне не очень уместным в этом контексте.

— Хорошо, чтобы удержать ее рядом. Чтобы сохранить равновесие. Это трудно объяснить, но ей нужны все новые истории. Пока я их рассказываю, все у нас хорошо. Ты думаешь, я бросил сочинять? Я только этим и занимаюсь, только аудитория сократилась до одного человека — моего главного слушателя.

— И я должен всему этому верить?

— По-твоему, подобные признания доставляют мне удовольствие? Просто я считаю, что ты должен знать правду, и прикладываю для этого все усилия.

— А Валери Маас? С ней у тебя тоже ничего не было?

— Это имя часто всплывает в наших разговорах. Валери Маас — редактор журнала, с которым я давно сотрудничаю. Пару лет назад мы с ней несколько раз встречались за ланчем. Чисто деловые встречи: текущие материалы, будущие проекты. А Фанни решила, что у меня с ней роман. Да, Вэл мне нравилась, и при других обстоятельствах я мог бы наделать глупостей. Видимо, Фанни что-то такое почувствовала. Наверно, я слишком часто произносил дома это имя или перехвалил Вэл как редактора. Но, к твоему сведению, мужчины ее не интересуют. Вот уже пять или шесть лет она живет с постоянной партнершей, так что при всем моем желании мне бы там ничего не обломилось.

— А ты сказал об этом Фанни?

— Бесполезно. Уж если она себе что-то вбила в голову, разубедить ее невозможно.

— Ты говоришь о ней как о взбалмошной девчонке, но Фанни не такая. Я мало встречал людей столь же здравомыслящих и не склонных к самообману.

— Ты прав. Во многих отношениях она такой стойкий оловянный солдатик, но выпавшие ей в последнее время испытания наложили свой отпечаток. Она стала более уязвимой. Пять лет назад она не знала, что такое ревность.

— Ты говоришь о том времени, когда мы официально познакомились.

— Я говорю о том времени, когда врач объявил ей, что у нее не будет детей. После этого все изменилось. Вот уже два года она ходит к терапевту, но все без толку. Она не чувствует себя желанной. Ей кажется, что мужчины не смотрят в ее сторону. Отсюда фантазии, что у меня романы на стороне. Она считает себя неполноценной, обманувшей мои ожидания. А я, стало быть, ее наказываю. Тому, кто ополчился на себя, кажется, что на него ополчился весь мир.

— По ней этого не скажешь.

— То-то и оно. Фанни не умеет выплескивать эмоции. Она все таит в себе, разве что вскользь отпустит маленькую реплику. А выходит только хуже. Страдает-то она.

— Еще месяц назад вы мне казались идеальной парой.

— Чужая душа — потемки. Точно так же я думал про вас с Делией, и вот чем кончилось. Тут дай бог с собой разобраться.

— Что ее любит по меньшей мере один мужчина, Фанни знает. Я говорил ей это бессчетно.

— Знает. Поэтому ваш роман куда как кстати. Ты ей помог, Питер. Ты сделал для нее больше, чем кто-либо.

— Ты благодарен мне за то, что я спал с твоей женой?

— Почему нет? Может, она снова поверит в себя.

— Короче, обращайтесь к Чудо-Мастеру. Неудачный брак, душевный разлад, семейные ссоры — звоните, не стесняйтесь, в любое время суток. Мастер обслуживает на дому. Высокое качество гарантируется.

— Твоя горечь мне понятна. Тебе сейчас тяжело. Так вот, чтоб ты знал: для Фанни ты — номер один. Она тебя любит и всегда будет любить.

— Но при этом останется твоей женой.

— Пойми, нас слишком многое связывает. Не один пуд соли вместе съеден. Куда мы друг без друга?

— А мне теперь куда прикажешь?

— У тебя есть свое законное место. Моего друга. Ее друга. Человека, чьей дружбой мы дорожим больше всего на свете.

— То есть начинаем с чистого листа?

— Если ты не против. Все зависит от твоей выдержки. А для нас ровным счетом ничего не изменилось.

Я почувствовал, как наворачиваются слезы на глаза.

— Только не сваляй дурака, — выдавил я из себя. — Больше мне нечего тебе сказать. Обещай мне, что будешь беречь ее как зеницу ока. А нарушишь слово, я тебя из-под земли достану. Задушу своими руками.

Я произнес эти слова, глядя в тарелку, меня трясло. Наконец я заставил себя поднять голову и увидел серьезное лицо Сакса и страдальческие глаза. Я уже собирался встать и уйти, но он протянул руку и ждал до тех пор, пока она не оказалась в моей.