Ловушка для вора - Михаил Серегин

Щукин застонал и в бессильной злобе сплюнул в сторону преследователей. Затем с силой оттолкнулся от ствола дерева и побежал вперед, к дороге, уже с трудом передвигая гудящие ноги.

«Если бы я встретил сейчас того, кто это все затеял, — злобно думал Щукин, имея в виду абстрактного создателя его, Щукина, судьбы, — то точно бы этого гада сейчас придушил… Что у меня за жизнь такая? Особенно в последнее время — постоянно убегаю… Меня уже в лес загнали, по-моему… Ухожу и ухожу… Когда же я, граждане, приходить буду? И самое главное, куда? Бежать-то, кажется, больше некуда — абзац, край. На своих двоих далеко не убежишь и спрятаться тоже нельзя — я же не заяц все-таки и не мышка-норушка. Достанут меня эти сволочи красноперые, как пить дать достанут. Если, конечно, не случится какого-нибудь чуда…»

Выбежав на трассу, Щукин огляделся. Теперь уже не было сомнений в том, что по его следу идут: в сосновом лесу явственно слышались голоса и шум ломающихся веток. Николай посмотрел туда, откуда, как он предполагал, могла показаться милицейская машина.

И вздрогнул.

Машина там стояла, но не милицейская, а обыкновенная синяя «шестерка». Номера было не разобрать.

Синяя «шестерка» о чем-то напомнила Николаю, но о чем именно — у него не было времени вспоминать. Стараясь не думать о том, что «шестерка» может оказаться машиной преследователей, он побежал в ее сторону.

«Шестерка» медленно двинулась навстречу Николаю. Теперь уже видны были и цифры — три, шесть, два.

Снова что-то кольнуло Николая, но он продолжал бежать вперед, и только когда он пробежал мимо невысокого столба, на котором была табличка с номером «двадцать», Щукин вспомнил — это ведь Ляжечка обещал ждать его на двадцатом километре такой-то трассы, рядом с Сосновой рощей.

«Чудо? — вспыхнуло и растаяло в голове Щукина. — Совпадение? В любом случае это — спасение. И теперь у меня есть надежда в очередной раз оставить мусоров с носом…»

Щукин призывно замахал руками. «Шестерка» увеличила скорость, и через несколько секунд высунувшийся из окошка Ляжечка радостно заорал Щукину:

— А я тебя жду, понимаешь! Ты ведь опоздал!

— Ско… рее! — пропыхтел Щукин, плюхаясь на сиденье рядом с водительским. — Жми на газ, Толик!

— А что случилось? — встревоженно осведомился Ляжечка.

— Давай, гад, скорее!!!

Ляжечка посмотрел в сторону Сосновой рощи, увидел несколько крепких ребят в камуфляже, высыпавших на опушку, и понял все.

Охнув, он рванул с места и через минуту оставил ментов далеко позади.

Щукин тяжело дышал, вытирая пот со лба.

Несколько километров они проехали молча. Потом Ляжечка свернул на проселочную дорогу и заговорил первым:

— Расскажешь, что случилось?

— Потом, — все еще отдуваясь, проговорил Щукин.

— А я, честно говоря, думал, что ты меня кинул, — усмехнулся Ляжечка и взял с панели управления пачку сигарет. — Давай, закуривай!

Николай, только сейчас понявший, как он истосковался по никотину, сунул сигарету в рот, и Ляжечка поднес к ней зажигалку. Потом, закурив сам, Ляжечка проговорил, счастливо улыбаясь:

— Как здорово все-таки, что ты пришел на встречу! Ты на двадцать минут опоздал, и я подумал, что все… Еще полчаса бы я подождал, да и поехал… А сейчас… Эх, Колян, как мы с тобой развернемся! Эх, дел наворотим!

Извернувшись, Ляжечка хлопнул Щукина по плечу. Щукин поморщился.

— А ту шутку с бабками ты здорово придумал! Я тогда испугался. Посчитал, что ты в натуре меня захотел кинуть. А ты… Все такой же ты, Колян, как и был. Все шутишь… Н-да… на двадцать минут опоздал, — повторил Ляжечка, очевидно, и не подозревавший, что Щукин и не собирался приходить на встречу с ним. — Бабки-то вернешь мне? — спросил Ляжечка.

Щукин помотал головой и выпустил струю табачного дыма.

— Ну и хрен с ними, — легко согласился Ляжечка, — потом рассчитаемся. Ведь бабок, которые мы с тобой срубим, — о-го-го сколько будет! На всех хватит.

«А что? — подумал вдруг Щукин. — Почему бы мне и не согласиться на дело, которое Ляжечка предлагает. Конечно, мудак он, и все дело его… соответствующее… Но, судя по всему, завязан он с серьезными ребятами, и про то, что сорвался от ментов своих, — тоже не врет. А мне теперь деваться некуда. В угол загнали. Я уж думал, что все — кирдык. Да нет — Ляжечка появился, как неожиданный спаситель. Может, это и на самом деле — перст судьбы? Сама судьба мне указывает, что делать и куда идти?»

Щукин задумался над этими своими словами. Он-то всегда считал, что человек сам определяет свою судьбу и сам выбирает, куда идти. Но сейчас судьба складывалась таким образом, что лучшим выходом из создавшейся сложной ситуации, которую он никак не мог контролировать, было бы согласиться на условия Ляжечки и удариться в очередную авантюру, исход которой нельзя было предугадать.

«Ну да ладно, — решил Щукин, — все равно все в моих руках. А сложных ситуаций в моей жизни было навалом. Вся моя жизнь, можно сказать, одна нескончаемая сложная ситуация. Так уж и быть — согласен».

— Согласен, — сказал Щукин.

— А? — не понял Ляжечка.

— Согласен, говорю, — повторил Николай, — на твои условия. Девочку там перевозить или еще что…

— Ты вот о чем… — немного удивленно проговорил Ляжечка. — Я так и понял, что ты согласен. Иначе бы ты не пришел на встречу. Правильно… Или?..

Он выжидающе посмотрел на Щукина.

— Правильно, — сказал Николай.

Ляжечка, очевидно, успокоившись, кивнул. Он свернул с проселочной дороги на какую-то совсем разбитую, едва различимую в грязи тропинку. Теперь они ехали посреди пустынной изрытой кочками степи, где изредка возвышались над поверхностью земли чахлые кустики.

Они приближались к какому-то поселку. Не поселку даже, точнее — полудесятку низеньких одноэтажных строений, прилепившихся к неожиданно блеснувшей вдали свинцовой глади озера.

— Это что? — спросил Щукин, брезгливо прищурившись на строения. — Сараюшки какие-то…

— Лодочная станция, — сказал Ляжечка и почему-то мгновенно стал серьезным.

Ляжечка зачем-то увеличил скорость, и лодочная станция теперь быстро вырастала в лобовом стекле.

— Лодочная станция, — проворчал Щукин и спросил, когда синяя «шестерка» поравнялась с первым строением: — А скоро мы до места назначения доедем?

Ляжечка снизил скорость.

— Все уже, — сказал он и, затормозив, заглушил мотор, — приехали.

Щукин вышел из машины и огляделся. День катился к вечеру, и берега озера уже окутывал серый туман. Ни одного человека не было видно вокруг, только какие-то птицы, невидимые из-за тумана, верещали тоненько, точно плачущие дети. Тянуло отовсюду сыростью, и грязь чавкала под ногами.