Притворись моей невестой - Мелани Милберн

А Тилли? Она, кажется, лишилась матери еще раньше, чем он.

– И то и другое тяжело, – ответил он. – У меня хотя бы есть воспоминания. А ты помнишь свою мать?

Она печально улыбнулась.

– Мама умерла через несколько часов после моего рождения. Знаю, что это звучит странно – я ведь ее совсем не помню, – но я скучаю по ней. Моя мачеха очень хорошая, но она не может рассказать мне, что это такое – носить меня в себе девять месяцев. Как она узнала, что беременна, и на что надеялась, и как мечтала обо мне, пока я была у нее в утробе. Никто не может этого сделать, кроме настоящей матери. Каждый раз в День матери я чувствую, что мне кого-то не хватает. Особенно ужасно было в школе, когда мы делали подарки к этому дню. Я всегда была единственной без мамы. Я готовила какую-нибудь вещицу, чтобы оставить на ее могиле: цветы, открытку, а один раз слепила вазочку из глины. Правда, мы не часто ходили на кладбище – папе это было тяжело. Я понимала, конечно. Тяжело потерять молодую жену при родах.

– А у тебя есть сводные братья или сестры от второго брака отца?

– Нет. Мачеха не могла иметь детей. Она была так рада, что смогла хотя бы стать мамой для маленькой девочки. Я уверена, что она любила меня даже больше, чем отец.

– Они счастливы?

– Очень. У них много общего. Они оба глубоко верующие, и стремятся работать в миссиях за рубежом. Они с детства почувствовали призвание к этому.

Они помолчали.

– Я не смог оторвать отца от могилы матери, когда мы в первый раз после похорон пришли на кладбище, – сказал Блейк. – После этого я уже не часто с ним туда ходил. Не мог вынести его страданий. Когда я подрос и смог водить машину, то бывал там один, и мне было стыдно, но ездить вместе с ним было выше моих сил. Каждый день ее рождения, каждое Рождество, каждую годовщину, да по любому поводу, какой он мог придумать, он требовал, чтобы я ехал туда с ним. Если бы только ему это помогало…

Тилли встала с кровати и просунула свою ладонь в его.

– Ты не должен чувствовать себя виноватым. Ты сделал все, что мог, чтобы поддержать его. К тому же ты был ребенком, а быть все время сильным очень трудно. Твоя скорбь все равно осталась при тебе.

Блейку было на удивление хорошо разговаривать вот так открыто о том, что долго было под запретом.

– Да, скорбь как была, так и осталась. Я не мог упомянуть мать без того, чтобы отец не погрузился в глубокую депрессию на несколько дней, а то и недель. Я более-менее научился постоянно не думать о ней.

Тилли придвинулась к нему и обвила руками за талию.

– Спасибо, что рассказал мне про нее.

Блейк тоже обнял ее и положил подбородок ей на макушку.

– Я давно ни с кем не говорил о ней, включая отца.

Тилли запрокинула голову, чтобы смотреть на него.

– А твой отец знает, что ты собираешься вернуть ему Макклелланд-Парк?

– Нет, я держу это в секрете. Я не хотел, чтобы у него появилась надежда. Вдруг все сорвется? Но думаю, что это будет началом его полного выздоровления. Он не простил себя за то, что потерял родовое гнездо. Если получит обратно свой талисман, то наконец продолжит жить дальше.

Тилли погладила его по щеке.

– Надеюсь, что мистер Пендлтон согласится продать. У него нет прямого наследника, единственная дочь погибла в шестнадцать лет в автокатастрофе со своим парнем. Есть два племянника, но они никогда к нему не приезжали. Я, со своей стороны, постараюсь его убедить, что только ты должен быть хозяином Макклелланд-Парка.

– Будем надеяться, что он согласится, а иначе все старания напрасны.

Она изменилась в лице.

– Все? Ты имеешь в виду… нас?

Наверное, ему следовало по-другому выразиться. Как бы не перейти границы… Блейк легонько сжал ей талию и отстранился.

– Не могу отделаться от мысли, что в результате в убытке окажешься ты, – сказал он.

– С чего ты так решил? Мы же договорились об условиях: ты платишь мои долги, а я притворяюсь твоей невестой на месяц, и только. Единственное, чего я лишилась, так это девственности, а как раз это я и хотела потерять.

Блейк внимательно на нее посмотрел. Глаза Тилли были ясные и честные, выражение лица открытое и без подвоха. Может, он зря беспокоится? Но откуда тогда ощущение неловкости?

– Что если ты влюбишься в…

– Ты себя слышишь? – засмеялась Тилли. – Неужели каждая женщина, с которой у тебя кратковременная интрижка, влюбляется в тебя?

– Нет, но…

– За меня не волнуйся. – И бросила на него дерзкий взгляд. – А может, ты волнуешься не за меня, а за себя?

Блейк весело засмеялся, давая понять, что с ним такого произойти не может. Но почему-то смех прозвучал не очень убедительно. Менее убедительно, чем у нее.

Ужин прошел в обществе Трюфельки, сидевшей у локтя Блейка в ожидании лакомых кусочков. Никаких разговоров о влюбленности больше не велось. Тилли была горда собой – ловко она отмела беспокойство Блейка по этому поводу и перебросила вопрос в его сторону!

Да, он ей нравился.

Очень нравился.

О таком партнере по флирту можно только мечтать: добрый, веселый, щедрый, сексуальный и умный. Но влюбиться… увольте. Блейка не интересуют долговременные отношения, и ее тоже. Она не один год была связана отношениями, веря в то, что они настоящие, и чем это закончилось? Крахом.

Где-то в глубине души – очень-очень глубоко – гнездилась мысль, что она не поразилась, когда прямо в церкви получила эсэмэску от Саймона. Разве она не чувствовала – и не то что пару недель, а месяцев, – что он отдаляется от нее? Но она упрямо продолжала заниматься приготовлениями к свадьбе, не обращая внимания на то, что Саймон в этих планах не участвовал. Он все больше времени проводил в доме родителей, и вечно у него находились неотложные дела, когда они собирались пойти куда-нибудь вечером.

Знаков было предостаточно, но она отказывалась их замечать. И результат? Три месяца она злилась на Саймона, на его предательство, а сейчас злится на себя, поскольку не хотела с ним поговорить и допустила такой конец.

Но не на этот раз.

На этот раз они с Блейком обо всем договорились. Их «роман» длится месяц, и никто не в обиде. Оба в выгоде, и, вопреки беспокойству Блейка, не будет ни победителя, ни побежденного, когда все закончится.

Но когда Блейк протянул руку, чтобы наполнить ее бокал, что-то в его серо-голубых глазах заставило сердце Тилли замереть. Она взглянула на его руки – эти умелые, ловкие руки, которые обследовали каждый кусочек ее тела. В животе затрепетало подобно ветерку, от которого разлетелись страницы раскрытой книги. Она плотно сдвинула колени, потому что глубоко внутри защипало, как напоминание того, что у них было в постели.