Вероника Спидвелл. Интригующее начало - Деанна Рэйборн

Он покачал головой.

– От лунного света у вас помутилось в голове, мисс Спидвелл. Я не собираюсь давать вам оружие и тем более выходить с вами на дуэль.

Я решила не сообщать ему о том, как смертельно опасна может быть шляпная булавка в ловких руках. Мы продолжили путь, но я ощутила, что в его отношении ко мне стало чуть меньше холодности, чем прежде.

– А что вы скажете друзьям? – вдруг спросила я. – Они захотят узнать, почему мы к ним пришли.

– Вы будете моей молодой женой, чья семья не одобряет нашего союза. Я скажу, что мы боимся вашего коварного опекуна, который пытался лишить вас состояния, и что нам необходимо укрытие до тех пор, пока не вернем себе все ваши деньги.

– Это сюжет из бульварных романов. Никто этому не поверит. К тому же мы с вами вряд ли сможем притворяться счастливой парой, соединенной священными узами брака. Совершенно очевидно, что мы друг другу не подходим.

Он ничего не ответил. Вместо этого резко повернулся на каблуках и встал прямо передо мной. Как будто я на полном ходу столкнулась со скалой, подумала я, наткнувшись на него в темноте, – я выронила сумку и сачок и выставила вперед обе руки, чтобы не упасть.

Сунув руку в карман брюк, он достал какую-то вещь, и я вспомнила, что еще в поезде он вынул это из саквояжа. Я даже не успела понять, что он делает, а он взял мою левую руку и снял с нее перчатку. Затем надел мне на палец что-то холодное.

– Что это?

– Обручальное кольцо, – ответил он.

Я уставилась на тонкую золотую полоску у себя на пальце. Кольцо было немного погнуто и поцарапано, как будто его швырнули в минуту гнева.

– Как так вышло, что у вас в запасе есть обручальное кольцо, мистер Стокер? Вы что, имеете обыкновение похищать молодых женщин и выдавать их за своих жен?

– Не ваше дело, – отрезал он. – Теперь будете откликаться на имя «миссис Стокер», пока мы будем у моих друзей. Можете обращаться ко мне «Стокер» или «муж», мне неважно.

– Может быть, лучше Люцифер? – пробормотала я себе под нос.

Он не отреагировал на мое замечание и спросил:

– Какое у вас имя в крещении?

– Можете звать меня миссис Стокер, – посоветовала я, гордо вздернув подбородок. Он грубо рассмеялся.

– Ни один мой знакомый не поверит, что я могу так формально обращаться к женщине, на которой женат. Какое имя вам дано при крещении?

– Вероника, – ответила я наконец.

Он уставился на меня.

– То есть как растение вероника семейства подорожниковых, известное также как «спидвелл»? Вы шутите!

– Вовсе нет, – ответила я с возмущением. – Моя тетя Люси увлекалась садоводством.

– И поэтому сделала из вашего имени своего рода ботаническую шутку?

– Вероника – очень полезное растение, – заметила я. – Ее называют также синюшкой или козьей мордой, и это самый популярный представитель семейства подорожниковых. Ее очень хорошо заваривать при простуде.

– Боже, пожалуй, вы должны быть ей благодарны за то, что она не назвала вас козьей мордой! А попроще имени у вас нет? Как вас звали, например, другие дети или сердечный друг?

– Я не играла с другими детьми, а мои сердечные друзья, как вы сами только что грубо выразились, – не вашего ума дело.

Он приподнял бровь.

– Друзья? Во множественном числе? Вы темная лошадка, не правда ли?

Я ничего не ответила, и он вздохнул.

– Ну хорошо. Пока мы будем здесь, вы будете для меня моей милой Вероникой.

Он сунул мою руку себе под локоть и прижал ее, пожалуй, слишком крепко для того, чтобы это показалось приятным.

– А теперь улыбайтесь и смотрите на меня с обожанием. Мы на месте.

Тишину нарушали лишь шорох ночных существ и редкие трели соловья. Лагерь – пестрое собрание шатров, телег и цыганских кибиток – дремал. То тут, то там в темноте мелькали огни, будто светлячки, и только по одному шатру можно было понять, что кто-то не спит. Это был большой шатер в красно – золотую полоску, у входа в который на легком ветру покачивались китайские фонарики. Мистер Стокер крепко держал меня под локоть, пока мы шли через лагерь. Каждый шатер или фургон был раскрашен в свой цвет, но мы двигались очень быстро, и я не успевала их рассмотреть. Наконец мы добрались до большого шатра и остановились перед ним, так что я успела прочитать плакат, растянутый над входом, выведенный изящными буквами с вензелями: «Бродячий цирк уродств профессора Пигопагуса».

Мы пришли.

Я не успела ни о чем спросить, потому что мистер Стокер уже дернул за ленту с колокольчиками, висевшую у полога, и позвонил. Изнутри доносилась музыка: странные, будто потусторонние звуки, полные грусти и томления, – ее было почти физически больно слушать, такой острой казалась эта тоска. Послышался голос:

– Стокер, ну наконец-то, входи!

Мистер Стокер приподнял полог и жестом велел мне следовать за ним. Я шагнула внутрь, и передо мной открылась сцена прямиком из какого-то странного сна. Стены шатра были завешаны ярким шелком и множеством китайских фонариков, пол – устлан слоем тонких турецких ковров. Но мое внимание привлек не необычный интерьер. Шатер был полон людей, и ни один из них не походил ни на кого из тех, с кем я встречалась прежде. Там была женщина, невообразимо толстая, она сидела на стуле размером с три сдвинутых вместе кресла. В руках она держала тарелку пирожных с кремом и была полностью ими поглощена, управляясь с ними при этом с определенным изяществом. Рядом с ней стоял мужчина с головой льва, черты лица которого скрывали густые волосы не менее четырех дюймов в длину; одет он был в военную форму с потрясающим набором наград и медалей на груди. Его рука покоилась на спинке инвалидного кресла, в котором дремала невероятно старая дама. Далее стоял самый большой мужчина из всех, что мне доводилось встречать; мистер Стокер казался мне высоким со своими шестью футами роста, а этот имел не менее семи и такое нагромождение мускулов во всем теле, какое я видела лишь на карикатурах. Дальше вплотную стояли два стула без подлокотников, и я скоро поняла, почему они расположены именно так. Два джентльмена, сидевших на них, были соединены в области ребер и располагались рядом, как корешки книг: касаясь друг друга спиной и плечами. У одного из братьев в руках был аккордеон – источник странной музыки, а другой держал только тонкую сигарету в мундштуке в фут длиной, которой он замахал, когда мы вошли.

– Дорогу, дорогу новобрачным! – закричал он, театрально размахивая мундштуком.

Мистер Стокер прошел и встал перед ним, подтолкнув и меня вперед.

– Добрый вечер, профессор, – сказал он. – Сколько лет…

– Почти два года с тех пор, как ты нас покинул, – ответил вкрадчиво профессор.

На лице мистера Стокера дрогнул мускул, и тогда я поняла: он опасается того, какой прием окажут ему друзья.