Жаркое лето 1953 года в Германии - Николай Платошкин

Надо сказать, что американцы на первых порах были гораздо более активными «денацификаторами», чем Великобритания и Франция. По всем западным зонам были проверены 3,66 млн. человек, из которых только 1667 были признаны главными преступниками[49]. После международного Нюрнбергского трибунала оккупационные власти США провели в Нюрнберге самостоятельно еще 12 процессов против отдельных категорий нацистских преступников (врачей концлагерей, юристов, руководящих деятелей полиции и СС, магнатов экономики, высших чинов командования вермахта и т. д.). Из 184 обвиняемых по всем процессам 24 были приговорены к смертной казни (12 из них потом помиловали), 20 получили пожизненный срок, 35 человек оправдали[50]. Практически никто из приговоренных к тюремному заключению не отбыл свой срок до конца.

31 марта 1948 года денацификация в американской зоне была закончена. На первый взгляд она была впечатляющей и, по мнению многих видных деятелей ХДС/ХСС, очень безжалостной. На практике уже тогда проявилось основное отличие денацификации в советской и западных зонах. В первом случае бывшие нацисты, даже если их не сажали в тюрьму, все равно лишались права занимать должности на государственной службе. Этим во многом определялась и неопытность госаппарата ГДР, который в некоторых отраслях был создан практически с нуля (суды, система образования, аппарат центральных министров и ведомств). В западных же зонах союзники, руководствуясь «прагматизмом» и «преемственностью управления», разрешили использование бывших членов НСДАП в соответствии с квалификацией, которую они приобрели во времена «третьего рейха». Такой подход пользовался полной поддержкой ХДС/ХСС. Не случайно сразу же после образования ФРГ заговорили о реставрационных порядках.

4 января 1951 года американский Верховный комиссар Макклой подписал первый указ о помиловании нацистских преступников, осужденных на 12 нюрнбергских процессах[51]. Это было сделано по просьбе Аденауэра, который говорил о необходимости примирить различные слои общества (видимо, на коммунистов это примирение не распространялось). Почувствовав, что к власти приходят «свои» люди, бывшие члены НСДАП в массовом порядке потянулись на госслужбу. Из 26 кандидатур, рассматривавшихся в качестве претендентов на пост первого министра внутренних дел ФРГ, только один не имел в своей биографии компрометирующих обстоятельств коричневого цвета. Из этих 26 человек 15 служили в МВД нацистской Германии, а еще восемь — в МВД Пруссии (премьером которой был Геринг и где впервые было создано гестапо)[52]. Наиболее известным случаем проникновения бывших нацистов в госаппарат ФРГ был Ханс Глобке, который в течение 10 лет занимал пост статс-секретаря (то есть заместителя министра) в ведомстве федерального канцлера. Фамилия Глобке также фигурировала в списке кандидатов на пост министра внутренних дел, но даже Аденауэр не решился на такое назначение, так как считал Глобке «непроходным» с точки зрения общественного мнения. Юрист Глобке был известен своими комментариями к пресловутым Нюрнбергским законам 1935 года, которые положили начало организованному преследованию евреев на территории Германии. В 1940 году Глобке подал прошение о вступлении в НСДАП, но оно было отвергнуто Борманом на основании активного участия Глобке в католическом движении во времена Веймарской республики. Несмотря на то, что Глобке не стал министром, он был самым доверенным человеком канцлера, и без его ведома не решался ни один кадровый вопрос.

Но наиболее вопиющим случаем был, конечно, Теодор Оберлендер, занимавший в 1953–1960 годы пост федерального министра по вопросам изгнанных. Оберлендер был в годы войны командиром карательного батальона украинских националистов «Нахтигаль», совершившего во Львове в 1941 году массовые убийства мирных граждан. Аденауэр считал Оберлендера «глубоко коричневым»[53], однако последний покинул свою должность только после того, как Верховный суд ГДР заочно приговорил его к смертной казни.

Когда в 1951 году союзники, наконец, разрешили ФРГ образовать свой собственный МИД, вскоре выяснилось, что 66 % его руководящих сотрудников были членами НСДАП[54]. СДПГ на этом примере забила тревогу по поводу «реставрации» духа «третьего рейха», но Аденауэр хладнокровно ответил, что настало время положить конец «вынюхиванию нацистов». И это действительно было вскоре оформлено юридически. В мае 1951 года вступил в силу закон, возвращавший более 150 тысячам бывших нацистов, вынужденных до 1949 года покинуть государственную службу, все имущественные права, связанные с ней (например, пенсии). Более того, работодатели по закону были обязаны выделять 20 % средств на прием на работу именно этой категории лиц[55]. Вскоре после принятия упомянутого закона вся юстиция ФРГ вновь запестрела знакомыми еще с 30-х годов лицами. Естественно поэтому, что процессы против нацистских преступников после 1953 года приняли единичный характер (90 % подобных процессов было проведено именно до этого года). Но и сразу после основания ФРГ западногерманские суды хотя и вынуждены были выполнять закон № 1 °Cоюзного контрольного совета, осудили только 730 нацистов, из которых лишь шесть получили пожизненный срок, а 609 либо отделались денежными штрафами, либо отсидели в тюрьме символическое время[56].

Западногерманские власти осмелели до того, что заявили в 1951 году протест против планов американцев привести в исполнение смертный приговор в отношении некоторых эсэсовцев, осужденных к высшей мере наказания еще в 1949 году. Протест базировался на аргументе, что смертная казнь в ФРГ отменена.

Примечательно, что закон об амнистии бывшим нацистам 1951 года прошел в бундестаге не только голосами ХДС/ХСС. За него проголосовала и СДПГ. Канули в прошлое времена, когда Шумахер в своей первой речи в качестве лидера оппозиции назвал членов фракции ХДС/ХСС «нацистами». Когда президент бундестага (тоже член ХДС) выразил возмущение такими словами Шумахера, один из депутатов-коммунистов просто посоветовал спикеру парламента еще раз просмотреть анкеты членов его собственной фракции[57].

И все же почему в ФРГ сложился такой широкий политический фронт, выступавший за фактическое забвение периода «третьего рейха»? Дело в том, что миллионы немцев чувствовали себя при Гитлере неплохо, и им надоело бесконечно извиняться перед державами-победительницами за свое прошлое. Истинных борцов Сопротивления в Германии было мало, да и большинство из них были членами компартии. Если ГДР была, используя определение западногерманской историографии «диктатурой воспитания», где у власти действительно стояли непримиримые противники Гитлера, то в ФРГ государством управляли обыватели, тихо и спокойно «пересидевшие» нацизм и пользовавшиеся его социальными благами. Зачем же миллионам этих людей было вспоминать о посылках с фронта, в которых мужья и сыновья присылали снятые с расстрелянных людей вещи или отобранные у русских или украинских «недочеловеков» продукты? Хотелось забыть об исчезновении соседей-евреев, тем более что оставленные ими рестораны или магазины переходили им, арийцам. Именно в силу этих обстоятельств (хотя были, конечно, и другие факторы) режим Аденауэра имел более широкую социальную базу (в 1954 году 42 % опрошенных в ФРГ считали, что при Гитлере им жилось лучше всего), чем режим Ульбрихта.