Проклятая сабля крымского хана - Ольга Баскова

Он коснулся клинка сабли губами, почувствовав холод стали, и собрался было спрятать ее под кроватью, но передумал.

«Из моей попытки скрыть оружие великого предка ничего не выйдет, — решил хан. — Глупо будет, если такая сабля станет пылиться в тайнике дворца. Она должна находиться со мной. Только тогда я добьюсь победы над врагом».

Гордо подняв голову, он отправился в тронный зал. Удивленные его отсутствием, визирь и гонец тихо переговаривались друг с другом. Увидев Девлета, оба вздрогнули от неожиданности: черные глаза хана лучились радостью, будто сегодня он выиграл самую трудную в своей жизни битву.

— Дядя Сахиб на прощанье передал мне это. — Девлет поднял саблю над головой, и она сверкнула, как молния. — Это оружие моего предка, Чингисхана. Оно всегда приносило ему удачу. И я надеюсь, принесет и мне. Москва будет повержена.

Последние слова он произнес угрожающе, добавив:

— Я не завидую тем, кто встанет у меня на пути. С ними случится то же самое, что и с коварным Сахиб Гиреем.

Визирь и гонец преклонили перед ним колена и не произносили ни слова.

— Впрочем, Сахиб Гирей был моим родственником, — продолжал Девлет, — и его прах не должен упокоиться где попало. — Он поднял глаза на гонца. — Поезжай в Тамань и прикажи Булюк Гирею привезти сюда тело. Мой дядя и двоюродный брат будут похоронены в мавзолее Хаджи Гирея.

Визирь Мустафа-ага сверкнул черными глазами:

— Великий хан, сегодня ты уничтожил весь род Сахиб Гирея! — торжественно провозгласил он.

— Его внучатый племянник Булюк Гирей жив, — задумчиво проговорил Девлет Гирей. — Он молод, силен, кроме того, хороший воин и пока предан мне. Я хочу поставить его калгой. Что ты на это скажешь?

Мустафа-ага пожал плечами, дернув себя за седую бороду:

— Это ваше решение, господин. Думаете, он навсегда останется вам предан? Сахиб тоже так думал — и просчитался.

— Сахиб просчитался, когда вместо Булюк Гирея решил посадить на ханский трон в Казани своего сына, — буркнул Девлет и усмехнулся в длинные подстриженные усы. — И когда приказал посадить внучатого племянника в Инкерманскую крепость. — Он хрустнул пальцами. — У меня большие планы, Мустафа. Я хочу покорить Москву, нашего заклятого врага. И мне не нужны распри в государстве. Я постараюсь избежать конфликтов с родственниками и не повторить ошибок Саадета и Сахиба.

Визирь ничего не ответил.

— Думаешь, не получится? — Хан топнул ногой, обутой в красный кожаный сапог — подарок Сулеймана.

Мустафа прищурил и без того узкие глаза-щелочки.

— Что стоит мое мнение по сравнению с вашим? — Он ушел от ответа, и в этом слышалось его несогласие.

— Если я когда-нибудь заподозрю его в измене, — Девлет зашипел, как змея, и его лицо преобразилось: вытянулось, побледнело, глаза превратились в черные расщелины, — я сам убью его. И хватит об этом. Я уже говорил, что намерен в ближайшее время идти на Москву. Нужно все хорошо обдумать. И ты мне в этом поможешь.

Мустафа низко склонился перед господином.

— Московские цари совсем потеряли стыд, — заметил он. — Нам известно, что, начиная с Василия Великого, Москва мечтает захватить Крым и посадить в Бахчисарае своего воеводу. Разумеется, мы не должны этого допустить.

— Как ты оцениваешь боеспособность нашей армии? — поинтересовался Девлет, задумавшись. Его смуглый гладкий лоб прорезала морщина, будто разделив его на две части. — Когда, по твоему мнению, мы можем выступить?

Мустафа-ага пригладил мех на восточной шапке, которая, как чалма, плотно охватывала его голову.

— Через полгода мы сможем сделать это, — уверенно сказал он. — Наши янычары дадут русскому войску достойное сражение. Мы разрушим честолюбивые планы царя Ивана Четвертого. Крыма ему не видать.

Девлет довольно улыбнулся тонкими губами. Слова опытного и мудрого Мустафы-аги грели душу, приятно щекотали самолюбие.

— Очень хорошо! — кивнул он. — И у нас будет время все обдумать.

— Мой господин! — В покои вбежал слуга. — К вам человек… Он принес голову Амин Гирея.

Девлет вздрогнул:

— Моего двоюродного брата? Несколько дней я ничего не знал о его судьбе. Немедленно приведи его сюда.

В покои вошел пожилой татарин с загорелым дочерна лицом. В темных натруженных руках он держал холщовый мешок, испачканный уже запекшейся кровью. Он степенно положил свою страшную ношу у ног хана и бросился перед ним на колени.

— О великий хан! Здесь голова твоего врага.

Девлет нахмурился. Все в пришельце выдавало человека незнатного рода.

— Ты кто? — спросил он. — И как попала к тебе голова моего брата?

Синие губы татарина растянулись в улыбке:

— Я его слуга, мой господин, меня зовут Ит-Ходжа.

— Кто убил его? — поинтересовался хан, вглядываясь в лицо Ит-Ходжи, сверля его глазами, будто пытаясь достать правду из глубины его души. Однако татарин и не думал лгать.

— Я сам убил его, мой господин. Я это сделал, опередив других слуг. Все хотели убить его, чтобы получить награду из твоих рук. Ты ведь наградишь человека, который избавил тебя от злейшего врага?

Девлет Гирей опустил глаза и отвел взгляд.

— Я не обещал награду слугам за убийство их господ, — твердо ответил он. — За это тебя не ждет ничего хорошего. Ты пролил кровь моего брата, человека знатного рода, сына хана Сахиб Гирея, и заслуживаешь смерти.

Ит-Ходжа сжался, разом постарев на несколько лет. Под загаром выступила бледность.

— Как же так? — Он заволновался, будто попавший в ловушку волк. — Все говорили, что вы наградите того, кто избавит вас от него.

— Я никогда этого не говорил, — буркнул хан и повернулся к стражникам, стоявшим позади трона в молчании. — Уведите его. Я приговариваю этого человека к четвертованию. Это послужит уроком другим простолюдинам, которые захотят за деньги пролить кровь своих господ.

Стражники поволокли прочь из покоев обмякшее тело Ит-Ходжи. Мустафа-ага нагнулся к Девлет Гирею.

— Не слишком ли вы суровы, мой повелитель? Мне бы не хотелось, чтобы твое правление начиналось с большого кровопролития. Это никогда не приводило ни к чему хорошему.

— Позволь мне самому решать, что хорошо, а что плохо, — отозвался хан. — Теперь у меня нет родственников, которые могли бы соперничать со мной в борьбе за власть, нет врагов, которые помешали бы мне править так, как я считаю нужным. — Он откинулся на спинку трона. — Давай лучше поговорим о другом. Как мои янычары? Готовятся ли они к походу на Москву?