Двойное счастье для Сластены - Риша Старлайт

- Короче, разбирайтесь сами! – тихо говорю, уже не веря, что они меня услышат. – Нам с детками и без вас хорошо!

Разворачиваюсь на пятках и быстро ухожу по коридору в сторону выхода.

- Эй, Сластен, стой! – летит мне в спину голос одного из них. Кажется Громова. Но потом раздается звук, точно кулаком в капусту ударили.

- А ну стоять, с*ка, мы еще не выяснили ничего! – это не мне. Мужчины ругаются меж собой. Видимо Бадоев не хочет просто так отпускать своего соперника. Ну и пусть. Одни проблемы только от этих папаш!

Прихожу на работу, как обычно к восьми утра. Хоть баба Зина и замела тот погром, что устроил Громов несколько дней назад, но все равно, кофе под ногами скрипит. Полно зерен во всяких дырках и отверстиях, я уж не говорю о самой, припыленной благородным напитком барной стойке.

Ох, знала бы, что тут такой бардак, пришла бы пораньше. С детства ненавижу в свинарнике работать.

Приношу ведро воды, отпираю подсобку, где у меня склад разных тряпочек и спреев для протирания. Начинаю постепенно все очищать. Тянется вереница первых ранних студентов. Им, не выспавшимся и уставшим, надо конечно же залиться кофе первым делом. Включаю кофе-машину, и отставляю тряпочки в сторону.

Ого, сегодня очередь вон какая, длиннющая!

- Насть, вчера не было тебя! – возмущаются мои клиенты время от времени. – Пришлось в автомат идти, бурду пить всякую химозную!

- Ну извините, ребят, приболела! – развожу я руками.

На самом деле мне очень приятно, что на работе меня ждут и ценят мой кофе больше, чем напиток из железного бездушного ящика.

- Ты не болей больше! Некоторые вон только из-за тебя к первой паре притаскиваются. Знают, что твой кофе на ноги поставит.

От арабики немного подташнивает, но не критично. В целом состояние сонной мухи. Но оно и понятно – слякоть, холод, двое пузожителей внутри… Каждый раз когда вспоминаю про это, на моем лице появляется совершенно дурацкая мечтательная улыбка. Это – мой секрет. И ни один человек в этом универе не узнает о нем, пока малыши не вырастут и не округлят мой животик. Интересно, кто у меня там? Мальчишки? Такие же сильные и выносливые, как их папаши? Или девочки? Девочки – это хорошо. Две помощницы будут. Красавицы и нежные пушинки. А мальчишки, наоборот, непоседы в детстве, а потом защитники мои, как подрастут.

Мысли совершенно офигенные, как и настроение. Я с легкостью справляюсь со всеми заказами. Наверно беременные гормоны влияют на выработку эндорфинов в мозгу, потому что состояние эйфории, честное слово!

Звонок выметает всех студентов и преподавателей из кафетерия, и я снова принимаюсь за уборку. Я так увлекаюсь и процессом наведения чистоты, и мыслями о малышах, что даже не сразу понимаю, что в помещении я больше не одна.

Инесса Викторовна, секретарша Громова, уже тут как тут. Сложила губы куриной попкой, и точно проглотив лимон, выплюнула:

- Сластенова! Вчера не пришла на работу! С какой это стати?

А мне так хорошо и так плевать на все, так хочется полюбить весь этот мир, что мило улыбаюсь калоше и нежно пропеваю:

- С добрым утром, Инесса Викторовна! Капучино не желаете? С солено-карамельным сиропчиком? Демид Александрович очень удачно не заметил его в прошлый свой погр… визит.

На секретаршу аж смотреть страшно. Перекорежило всю, и потрясывает от злости.

- Какого нахер капучино?! Посмотри, срач какой развела тут! Бариста хренова! В личное дело запишу косяк твой, ясно?!

А? Что? Она что-то сказала мне? Продолжаю улыбаться. Так, если денежек немножко отложить, то можно красивую тунику купить себе на подрастающий животик. Видела такие в специализированных магазинах. Улыбаюсь, вновь глядя на калошу. Руки машинально взбивают пенку.

- Вам сердечко нарисовать, или деревце?

Багровость разливается даже по шее Инессы. А вот по лицу, плотно заштукатуренному тональником – нет. Но это просто означает, что его не видно.

- Я сейчас твоему начальнику пожалуюсь! Павлу Антоновичу!

Павел Антонович, местный завхоз. Ему я вроде как подчиняюсь, и отчитываюсь, но в целом он добрый дядя, конфликтов у меня с ним не было.  Так, а еще надо в женскую консультацию дойти, на учет встать. И по магазинчикам для новорожденных пройтись. Ой, там все такое милое, наверняка подберу кучу одежды для…

- Ах ты сволочь! – кипятится свекольношеяя Инесса, - Я перед ней распинаюсь, а она еще улыбается! Я сейчас пойду к Маргарите Павловне!

В отдел кадров она пойдет. Хм… интересно зачем? А, впрочем, не важно. Так что там? Ах, да! В магазинчиках все такое милое, детское. В моем детстве такого не было или было, но не по карману нам, а сейчас продается буквально все!

- Вот, Маргарита Павловна, полюбуйтесь на сие чудо! Вчера прогуляла работу по неуважительной причине, а сегодня хамит мне! – визжит поджимая губы Инесса Викторовна.

Маргарита Павловна – это гордость нашего университета. Его честь, совесть, и достоинство. Очень внушительное, причем.

- В чем дело, Сластенова? – смотрит на меня поверх очков брезгливо кадровичка. – Вы знаете, что хамство на рабочем месте приравнивается к административному взысканию и записывается в личное дело?

- А я хамила? – задумчиво произношу.

- Еще как! – кипятится Инесса. – Издевалась еще!

- Так, на лицо явное хулиганство. – противно скрипит кадровичка. – А еще жуткий беспорядок на рабочем месте.

Она царственно оглядывает барную стойку, которую я не успела дотереть до конца. Еще носком лодочки кофейное зерно, упавшее на пол, поддевает.

- Так. Полы вымыть немедленно. Стойку продезинфицировать, перед Инессой Викторовной извиниться! – командным тоном заявляет Маргарита Павловна.

Что?

- Что? – озвучивает мои мысли… Демид. Решительным шагом он проходит ко мне, не обращая внимания на своих сотрудниц.

- Вот, полюбуйтесь, Демид Александрович, что натворила эта кофеварка… Боже, Демид… что с вами?! – ужасается Инесса. А заодно и я вместе с ней.

Фингал! Фиолетовый такой. Набрякший под глазом. А еще… ну кто бы сомневался?! Из коридора заглядывает Бадоев! У того бровь рассечена и ссадина через щеку. Папаши выясняли отношения?

- Настя, нам надо поговорить! – заявляет Демид, не обращая никакого внимания на притихших женщин.

Так, между собой, судя по их виду, они все прояснили, теперь пришли ко мне.

- Да, поговорите с ней, Демид Александрович! И увольте с позором! – обличающе негодует секретарша.

Громов смотрит с секунду на нее не понимающе, а затем решительно берет меня за руку.

- Сластен, поговорим! Обещаю тебе! – губы Демида, на моей шее, обжигают, обволакивают расплавленной лавой бледную кожу. – Невозможно столько дней без тебя. Без сладкого! Как на долбанной диете, прям!