Цена человека: Заложник чеченской войны - Ильяс Богатырев

Еще задолго до дня своего рождения Влад никак не хотел смириться с мыслью, что встречать свой прекрасный юношеский юбилей ему придется в заточении. Он совсем по-другому представлял себе этот праздник и рассказывал мне, что собирался отметить его на озерах к северу от Москвы в компании многочисленных друзей. Мы очень надеялись, что к его-то дню рождения мы уже будем на свободе и уж тогда на славу отметим этот день после всех наших злоключений…

Спустя час охранники ушли, оставив нас с выпитой наполовину бутылкой шампанского и порцией очередных слухов о скором нашем освобождении. Руслан говорил, что приехал какой-то важный человек из Москвы и ведет переговоры об условиях нашего возвращения домой. Мы с Владом подбодрились, и хоть не в первый раз слышали подобное, в разговорах об освобождении появилось что-то новенькое. Весь следующий день мы строили самые разные догадки о том, кто это мог приехать в Чечню на переговоры, если не сам Любимов, и что вообще могло происходить вокруг решения нашей участи. Даже по моим пессимистичным прогнозам наш вопрос должен был быть близок к решению.

Но еще долгими днями все оставалось по-прежнему. За это время мы успели приучить к себе третьего обитателя жилища – большого черного паука, которого Влад прозвал «тарантулом». Он жил в дальнем углу комнаты и периодически подбегал к уголку, где лежал наш скудный запас еды: из принесенных продуктов мы стали оставлять четверть буханки и немного воды на случай задержки с питанием. Когда замечали «тарантула», боясь вспугнуть его, сидели тихо и давали ему вдоволь нагуляться по комнате, шустро пробежать по крошкам и спокойно уйти к себе в щель между плинтусами. Мы уважали нашего «тарантула» за его независимость и большой размер, хотя и подшучивали над его непредсказуемым поведением. Ставили себя на его место и воображали, о чем может думать паук, блуждая по полу и по нашим постелям. В голову приходили всякие смешные нелепости, которые развлекали нас и убивали время…

В какой-то момент Руслан вдруг заговорил о том, что вопрос о нашем освобождении решен. Причем без всяких условий! Он не говорил ничего определенно, но, судя по всему, речь шла о договоренности с моими друзьями и родственниками из соседней Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. В этих республиках жили хорошо знакомые мне люди, которые обладали некоторыми влиятельными связями среди чеченцев. Нам с Владом было все равно, кто и как договорился, главное – договорились и скоро мы будем на свободе!

Охрана принесла новенькие футболки, пообещала, что вернет нам отстиранные джинсы, и сказала, что осталось только ждать, когда вот-вот, сегодня-завтра, за нами приедет машина. Просто возьмет и приедет. И мы сядем в нее и молча поедем отсюда, безостановочно и быстро набирая скорость… Эту машину мы ждали три дня, считая, наверное, каждую минуту. Почти не спали, хотя задавались целью исправить свой режим и спать, как полагается, только ночью. В голове, вызывая возбуждение, возникали картины нашего освобождения. Мы с Владом строили планы на остаток лета и договорились, что первую пару недель проведем с родными и близкими, подлечимся, а потом поедем в его родовую деревню, о которой я многое успел узнать из его рассказов. Ну а если будем пошустрее, успеем пройтись по местам обитания снежного человека (алмасты) в Кабардино-Балкарии – здесь уже проводником собирался быть я…

На третью или четвертую ночь «после новых футболок» мы внезапно услышали за окнами шум и топот ног. Никакой стрельбы не было, только несколько коротких и резких криков на чеченском. Буквально в следующую минуту бойцы в камуфляже несколькими движениями отодрали жесть с окон и начали выбивать на них решетки. В комнату посыпалось битое стекло. В ту же минуту послышались удары в дверь. Выбивая решетки, эти люди кричали нам, чтобы мы вышибли дверь изнутри. Все происходило настолько неожиданно и быстро, что мы не сразу сообразили, как реагировать. Мы несколько раз с разгону бились плечами в дверь – она даже не шевельнулась. Наши попытки изнутри и удары снаружи ничуть не поколебали ее, старая деревянная дверь стояла крепче железной: нам не удалось расшатать ее ни в петлях, ни в замке. В эти секунды я подумал, что все это инсценировка – инсценировка нашего освобождения властями Чечни. Похитители и «освободители» обо всем уже договорились, и теперь они разыгрывают сцену для нас, ну и для всего остального мира. Только я успел сказать это Владу несколькими обрывистыми фразами, как они, отодрав, наконец, решетку, выбили оконную раму.

– Скорее выходите! – кричал один из них, видимо, главный.

– Вы кто? – вырвалось у меня.

– Шестой отдел! Вылезайте сюда быстро!

Мы схватили свои жилетки, кроссовки и в носках вылезли через окно прямо в грязь. Придерживая за подмышки, нас резво перенесли через кювет за воротами и закинули в милицейский уазик, туда, куда обычно сажают задержанных. Спустя минуту мы уже, разогнавшись, ехали по асфальтированной дороге. Причем ехали не одни. Наш кортеж состоял из четырех или даже пяти машин. На трех из них горели синие мигалки: на головной легковушке спереди, на уазике, замыкавшем кортеж, и на нашем.

Когда выезжали из села, я убедился, что был прав в своих предположениях – нас действительно удерживали в поселке Долинском. Мы натянули кроссовки на грязные носки, надели жилетки и, разгладив свои обросшие шевелюры, приготовились к показательному допросу потерпевших где-то в здании МВД Ичкерии. Сердце все еще учащенно билось, но дышалось ровно и легко. Мы были счастливы ехать в этом уазике.

Если бы не уазик-вездеход, возможно, не состоялась бы мое самое длительное эксклюзивное интервью с Шамилем Басаевым. Спустя месяц после Буденновска я получил редакционное задание найти его и попытаться выяснить, куда же все-таки он намеревался доехать со своими людьми из Чечни. Выйти на след боевика, считавшегося главным террористом, и добраться до него оказалось не так просто. Судя по официальным заявлениям, на Басаева велась активная охота чуть не всеми нашими спецслужбами, разведками и контрразведками. Озвучивались противоречивые версии: то он якобы тайными тропами перебрался за границу, то говорили, что вот-вот выйдут на его след и справедливого возмездия ему не миновать…

Мне же первым делом надо было выяснить, где вообще его искать. Это я узнал относительно быстро – он в горах на юге республики, где-то за Ведено. Однако проехать в ту сторону тогда было невозможно, вся горная «зеленка» из опасения вылазок боевиков была заблокирована. Федеральные войска заняли всю равнинную и предгорную части Чечни, а также контролировали все города республики, а силы ичкерийцев были выдавлены в горы и заперты там. Перед Сержень-Юртом стоял усиленный блокпост, контролировавший проезд в Веденское ущелье. В Грозном говорили, что он не пропускает в сторону Ведено никого без местной прописки или внушительной взятки, а журналистам проезд туда заказан однозначно. Тем не менее знакомые подыскали мне отчаянного молодого чеченца на уазике и тот взялся доставить меня в Ведено за полную заправку машины. Это был сухощавый и низкорослый парень лет двадцати пяти со шрамом на щеке, не отличавшийся особой разговорчивостью, но располагавший к себе ясным взглядом и легкой улыбкой.