Медики шутят, пока молчит сирена - Борис Горобец

И только спустя 40 лет о них вспомнил Шарль Эдуар Броун-Секар, уроженец о-ва св. Маврикия (Франция). Медицинское образование Броун-Секар начал в Америке, но в 1838 году переехал в Париж. Там он стал специалистом по болезням спинного мозга. Работал также в Англии, в больнице для людей, разбитых параличом. Особый интерес испытывал к исследованиям состава крови, животного тепла и таинственных желез, разбросанных по всему организму, назначение которых во многих случаях было совершенно не известно. В 1869 году Броун-Секар был назначен профессором неврологии на медицинском факультете Парижского университета, а после смерти профессора Клода Бернара в 1878 году занял кафедру физиологии в Коллеж де Франс. После чего он посвятил все свое время и внимание исследованиям тогда еще таинственных желез: надпочечников, щитовидной железы и половых желез.

В 1889 году, в возрасте семидесяти двух лет, Броун-Секар на заседании Биологического общества в Париже сообщил, каким образом он восстановил свои физические и психические силы, ослабление которых чувствовал несколько лет. Оказалось достаточным сделать несколько уколов вытяжки из раздавленных половых желез морской свинки. Лекция могучего на вид старика с буйными волосами едва тронутыми сединой, со здоровым, загорелым лицом, окруженным седеющей бородой произвела на собравшихся большое впечатление. Открытие Броуна Секара казалось настолько поразительным и великим, что промышленность стала выпускать в массовом порядке вытяжку из половых желез животных, которая под названием «Сперматина» быстро завоевала признание в лечении болезней старческого возраста.

Теперь мы считаем влияние вытяжки из половых желез на самочувствие Броуна-Секара делом скорее самовнушения, а не физиологии. Но все же можно отнести этого ученого к числу основоположников новой отрасли медицины, науки о внутренней секреции в организме, которая под влиянием греческого языка получила название эндокринологии.

Еще в середине прошлого столетия среди хирургов господствовало убеждение, что жизнь человека на операционном столе подвергается большей опасности, чем на поле брани. В хирургических отделениях многих госпиталей смертность достигала 60 % оперируемых больных, особенно при ампутации конечностей. Английский хирург Эриксен считал огромным достижением, что в руководимом им отделении смертность не превышала 25 %. Причина столь трагической статистики заключалась в послеоперационной «больничной горячке» (сепсисе), которая всегда кончалась смертью больного. Причем было замечено, что болезнь эта встречается в основном в больницах и редко поражает больных, оперируемых на дому.

Еще в середине XIX века больницы выглядели совершенно иначе, чем теперь. В палатах, никогда не проветриваемых и не убираемых, царили грязь и смрад. Больные лежали на койках, расставленных близко одна к другой, причем пациенты с высокой температурой и гноящимися ранами зачастую лежали рядом с только что перенесшими операции или с предоперационными больными; выздоравливающие лежали рядом с умирающими. В центре операционного зала стоял обыкновенный стол, иногда из неостроганных досок; в углу на табурете стояла миска с водой, в которой врачи после операции мыли окровавленные руки. Инструменты висели в шкафчиках на стенах, откуда их брали без всякой стерилизации. Вместо ваты употребляли корпию, то есть клубки нитей, вырванных из старого полотняного белья, иногда вообще нестиранного. Хирурги приходили в больницу всегда в одной и той же одежде, до предела загрязненной кровью и гнойными выделениями, что не только никого не удивляло, но служило доказательством большого опыта, которым обладал владелец грязного сюртука.

Выдающийся венский хирург Теодор Бильрот пришел к выводу, что главной причиной больничной горячки и высокой смертности от нее является царившая в больницах грязь. В отделении, которым руководил Бильрот, смертность пациентов достигала 42 %. Бильрот распорядился производить ежедневно тщательную уборку всех помещений больницы. Один раз в неделю все палаты поочередно освобождались от больных и коек; палаты проветривали, вытирали пыль с мебели, тщательно убирали и мыли полы. Операционный зал убирали и мыли ежедневно после операций. Бильрот порвал с традицией грязных сюртуков. Не без борьбы он добился от дирекции больницы белых кителей для врачей, притом в таком количестве, какое было необходимо для ежедневной перемены всеми врачами. По примеру Земмельвейса распорядился, чтобы все хирурги перед операцией обязательно мыли руки в хлорной воде. Все эти мероприятия в значительной степени уменьшили послеоперационную смертность в больнице, но Бильрот все же не мог до конца изжить случаи заболевания послеоперационной горячкой. Этого добился несколько позднее выдающийся французский химик Луи Пастер, который для борьбы с микробами применил высокую температуру, прежде всего выпарку хирургических инструментов, то есть повсеместно применяющуюся теперь стерилизацию. Бильрот был превосходным хирургом. Разработал приемы хирургии горла и гортани. С успехом осуществлял резекцию желудка при лечении рака. Бильрот бывал в России. Именно он делал операцию знаменитому русскому поэту Н. А. Некрасову.

Листер начал учиться медицине в 17-летнем возрасте в Лондонском университете. Он заинтересовался хирургией и бактериологией. Работая в госпитале, он задумался над тем, почему открытые переломы, когда обнажаются кости, заживают медленнее и хуже, чем закрытые. Открытые переломы часто кончались гангреной и смертью пациента, тогда как закрытые таких осложнений не давали. Листер обратил внимание на новейшие исследования Пастера в области брожения и гниения. Пастер утверждал, что эти явления вызывают бактерии, которые всегда находятся в окружающем воздухе. Листер решил применить карболовую кислоту (фенол), о противогнильных свойствах которой тогда уже было хорошо известно. Если полить даже слабым раствором фенола нечистоты, то можно уничтожить их неприятный запах («миазмы»). На этом основании Листер заключил, что фенол убивает бактерии. А когда убедился, что фенол ускоряет образование струпа, он без колебаний решил испытать его для предохранения послеоперационных ран от заражения бактериями. Следует, однако, сказать, что французский аптекарь Лемер уже перевязывал раны бинтами, пропитанными карболовой кислотой, незадолго до Листера. Наряду с пластырями, пропитанными фенолом, Листер внедрил в практику обычай хранения хирургических инструментов в растворе фенола, и по примеру Земмельвейса строго придерживался правила: тщательно мыть руки перед началом каждой операции. Метод Листера принес прекрасные результаты: раны заживали скорее, а осложнения встречались значительно реже. В 1871 году Листер применил для защиты операционного поля от бактерий ручные пульверизаторы, с помощью которых слабый раствор карболовой кислоты распылялся так, чтобы во время операции руки хирурга, его инструменты и все пространство вокруг раны орошалось мельчайшими капельками раствора. Предложенный Листером способ пульверизации нашел не только сторонников, но и противников. Впрочем, и сам Листер вскоре отказался от пульверизации. Оказалось, что создаваемый пульверизаторами карболовый туман раздражал ткани раны, мешал хирургу хорошо видеть оперируемое поле. Кроме того, непрерывное соприкосновение рук хирургов с раствором фенола приводило к тяжелым поражениям кожи на руках. Несмотря на это, следует считать Листера одним из основоположников антисептики в хирургии. Следуя его примеру, врачи стали применять и другие антисептические средства, в частности, препараты йода и сулемы.