#тыжемать. Материнство по правилам и без - Надя Папудогло

И при этом – тут еще один парадокс – ты же фатально неодинок, более того, ты полностью утратил личное пространство физически и эмоционально. Ты находишься в постоянной зависимости от того и сего, в твоей сумке ездит соска-пустышка, в машине болтается складная кровать и запас подгузников на все случаи жизни, а всю квартиру захватывают игрушки. Днем ты просто стараешься помнить о том, что в любой момент под твоей ногой может оказаться пронзительно пищащий резиновый поросенок. Одна моя приятельница с ребенком возраста Коко пишет: «У меня профдеформация. Не могу отделаться от мысли, что танцоры танго, когда они делают такие специальные махи ногой над полом, на самом деле расчищают пол от игрушек, чтобы было куда наступить». Ну а ночью… Если все игрушки не собрать, то ночной проход в сторону холодильника или санузла обернется грохотом и чертыханием, потому что в темноте ты не заметишь какой-нибудь громыхающий развивающий кубик или заводную машинку, которая поедет у тебя под ногой. Но что уж там говорить, твое пространство захватывают не только игрушки. И вот ты выбрасываешь кучу своих вещей из шкафа, чтобы разместить там штаны и фуфайки младенца…

Это все касается физического пространства. Но и пространство эмоциональное ты теряешь. В спорах с мужем ты раз и навсегда лишен важного и надежного аргумента – крикнуть, хлопнуть дверью и уйти в ночь. Мужья, кстати, за собой это право сохраняют, вы знаете, я за мужчин, но и за справедливость тоже.

Кстати, многие считают, что тема одиночества и переживания изоляции надуманна и придумана теми, кто нуждается в психологе. Потому что любая мама с ребенком абсолютно включена в социум в рамках обязательств перед ребенком. Но когда я разговариваю с недавно родившими девочками, я из раза в раз убеждаюсь в том, что нет никакой надуманности. Есть жизнь. Вот эта наша жизнь, с достаточно сложными и, условно говоря, ритмичными социальными конструкциями и связями, большинство из которых легко уязвимы и разрушаемы. Появление ребенка снижает твою скорость реагирования, снижает участие в жизни социума, поэтому ты становишься чуть дальше (или далеко, или очень далеко) от своего условного ядра. Того места, где ты привык жить, где тебе было просто. Более того, чувствуешь дистанцирование от тебя государства, которое постоянно дает понять, что вас тут не стояло с вашим ребенком, а также от работы, которая часто уплывает в прекрасное далёко за первые полгода декрета. Будем реалистами.

И буду к тому же оптимистом. Справляться с этим стоит. Все зависит от характера и нрава, а также от сопутствующих обстоятельств.

С друзьями я преодолевала барьер просто – я звонила и писала. Я старалась не быть нудной и говорящей только о ребенке. Я стала больше читать, чтобы со мной было о чем поговорить! Я только и делала, что доказывала, что ребенок сделал меня еще круче. Смешно, да.

Я ввела право утреннего завтрака с друзьями по субботам – без мужа и ребенка, только я и мои друзья (опустим тот факт, что на эти завтраки я наряжалась как в Венскую оперу).

Я не стала заводить новых друзей, но реанимировала те контакты, которые я сама забросила в свое время, решив, что подругам с детьми не очень нужна подруга без детей (звучит эгоистично, мне сейчас стыдно за формулировку, но это был совершенно искренний порыв).

Нет, конечно же, друзей выбирают. Но для того, чтобы совершить выбор, нужно чуть-чуть подрасти. А восьмимесячному младенцу предлагается выбор его мамы. У его мамы (то есть у меня) был широкий ассортимент друзей в возрасте от двадцати до пятидесяти. Поэтому К. гулял с моими друзьями, кокетничал, капризничал, спал, веселился, сидел на коленях у всевозможных дядь и теть. Первое знакомство с человеком его возраста случилось у него во Франции – девочка Николь, сидевшая у мамы на руках, произвела на него неизгладимое впечатление. Коко таращил глаза, восторженно попискивал и делал в сторону Николь пассы руками. Но вскоре мы вернулись в Москву, где друг-сверстник у К. оказался один – мальчик Гриша Павлович.

Гриша Павлович, блондин со строгим взглядом пожизненного члена политбюро, правда, родился чуть позже Коко. И на момент первых совместных прогулок ему было около двух месяцев, а Коко – около семи. Малыши почти не обращали внимания друг на друга: мой младенец ехал в коляске и крутил головой, а Гриша Павлович посапывал, примотанный слингом к животу своей мамы Яны. Периодически Гришу вытаскивали, чтобы покормить.

Первое близкое знакомство Коко и Гриши состоялось на даче, когда первому было три месяца, а второму уже за восемь. К. ползал на пеленке, положенной на траве, сосредоточенно охотясь за игрушками, а Гриша ел у мамы на руках. После еды его подержали столбиком, а затем выложили на живот на пеленку недалеко от К. Мальчик нахмурил бровки. «Кто это? Что это? Ого, оно шевелится! Оно кряхтит, вот это да! Подползу, что ли, поближе» – эти мысли бегущей строкой пробежали по лбу малыша. И он пополз. Пара уверенных бросков – и вот уже цель достигнута. К. схватил Гришу за штаны и попытался укусить его за попу. Пару секунд он сосредоточенно жевал штаны и памперс своего юного друга, после чего притомился и уронил голову Грише на спину. Гриша ойкнул и срыгнул съеденное молоко. Пока его папа быстро ликвидировал с пеленки последствия давления на живот, Коко уже наметил новую цель и схватил Григория за ухо, попытавшись открутить занятный объект. Гриша возмущенно закряхтел, а Коко уже увидел его глаза. «О, глазки!» – и вот уже Костина пухлая ручка тянется к Гришиному лицу. Тут мы решили, что для первого близкого знакомства дети узнали уже достаточно, и Гриша уехал к своему папе на руки, а его мама сокрушалась: «Чиорт, видео из библиотеки нельзя выложить в “Инстаграм”!»

После этого некоторое время Коко и Гриша вновь существовали в параллельных реальностях – спали, пока их родители ловили рыбу. А затем неожиданно для самих себя вновь оказались совсем близко: их уложили рядом на кровать. Младенцы полежали, посмотрели друг на друга и начали вопить. Коко затягивал трубным басом, а Гриша Павлович подхватывал уверенным сопрано. Это было так смешно, что у нас с Яной физически не хватило мужества повести себя, как должны себя вести хорошие матери: вместо того чтобы схватить и утешить младенцев, мы стояли и смеялись. Поверите ли, это было и впрямь очень смешно! Мамы смеются, младенцы поддают жару. А дальше появились папы. Секунду они вникали в происходящее, а потом тоже начали смеяться. «Это станет началом большой дружбы», – сказала я Коко голосом персонажа Кустурицы, пока тот гневно бил меня ручкой в грудь и косился на Григория, который водрузился на руки к Яне и тихонько возмущенно сопел. Дружбу решено было продолжить, а видео, которое так и не получилось выложить в «Инстаграм», Яна залила на «Ютьюб». Для истории.

Появление ребенка в одну секунду меняет твое положение в мире. В том числе это касается и коммуникаций с другими людьми. И даже не столько с друзьями, сколько с совершенными незнакомцами. Ребенок превращается в открытую дверь, через которую любой может войти и заговорить.

Нет, я никогда не была социопатом. Я люблю потрещать, иногда трещу сверх меры, да и беседы с посторонними меня не сильно пугают. Я даже научилась снисходительно относиться к вопросу, содержащему множественное число: «Сколько вам лет?», «А вы уже едите взрослую еду?» и так далее. Первое время я пыталась иронизировать. А потом просто махнула на все рукой. Сколько нам лет? Нам год. Едим ли взрослую еду? Да, уже вполне. Представьте, даже я. Ах да, я же не иронизирую. Светские беседы мне давались значительно проще. «Такой милый малыш и такой улыбчивый». – «Спасибо, да, он любит улыбаться». – «Какой у вас симпатичный костюм!» – «Спасибо, мне показалось, что этот цвет будет ему к лицу». – «Мальчик, где ты купил такую кепочку?» – «В “Галери Лафайет”, мадам».