Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

в других странах. Изучая факты, документы и слухи, политбюро требовало от спецслужб прогноза развития событий, дабы предпринять упреждающие меры.

Кроме КГБ, разведданные шли от ГРУ Генштаба на регулярной основе. Зарубежную разведку вёл Международный отдел ЦК. Компактной, но мощной разведкой и контрразведкой обладал Комитет Партийного Контроля. Глядя на это, свою аналитическую службу пытались наладить в МВД. Дело двигалось медленно, но неуклонно. Главный информационный центр и оперативно-поисковое управление МВД явились основой для новоявленной разведки.

Добротной информацией (политической, научной, технической) ЦК КПСС располагал. Другое дело, в какой мере он ей пользовался. И в чем Политбюро преуспело, так это в интригах. Спецслужбы конкурировали за политическое влияние, и эта возня всячески поддерживалась. А демонстрация своей нужности руководству страны гарантировала правильный бюджет, которого вечно не хватало.

Все эти мысли промелькнули в голове Ивашутина за одно мгновенье. Отвечать на реплику Пельше он не решился, поэтому просто кивнул.

— … И один из моих источников, которому я весьма обязан и склонен верить, предложил необычный план. Решение простое, но изящное — не выводить Марию фон Вагнер из игры, а наоборот, выпятить ее на международной сцене.

— Каким образом? — заинтересовался генерал.

— Вам же известен принцип «хочешь спрятать лист в лесу — положи его на видное место». Итак, баронесса фон Вагнер не скрывает своих левацких взглядов. Она осуждает фашизм в целом и гитлеровский нацизм в частности, выступает за дружбу народов вместо войны. Полностью поддерживает позицию Вилли Брандта по сближению с Восточной Германией. Вполне резонно считает, что музыка тоже объединяет людей.

— За всё хорошее против всего плохого, — еле слышно пробормотал генерал.

Историю баронессы он помнил и без подсказки высокого гостя. Тем временем Пельше перешел от лирического отступления к существу вопроса:

— Так вот, мой источник предлагает от имени ГДР пригласить ее для записи грампластинки — сразу после визита советской делегации. Организовать концерты, гастроли по Восточной Германии. С одной стороны, ничего особенного, культурная программа. С другой стороны, спрячем ее от недобрых взглядов, пока идет эвакуация и зачистка хвостов команды Гюнтера Гийома. Так-то она вне подозрений, но береженого бог бережет.

— Хм, — задумался генерал. — Вроде всё логично. И какую роль во всей этой истории играют ростовские студенты?

Попивая чай, Пельше усмехнулся.

— Какую роль могут играть дети? Только музыкальную. Не ищите второго дна, считайте моей блажью. Да, и вот еще что. На местах любят проявлять кумовство и блат — там хотят впихнуть в оркестр посторонних людей. Этого допустить нельзя. Мария фон Вагнер ребят хвалит, коллектив сыгранный, нечего его ломать. Повторяю: никаких замен и отказов в выезде, — он выложил на стол сложенный лист бумаги. — Строго по списку, ответственность беру на себя.

Генерал развернул лист, и сразу уткнулся в начало списка. Первая строка «руководитель оркестра — Яков Моисеевич Косач, парторг института, доцент кафедры марксизма-ленинизма» была зачеркнута. Как же так? А сам говорил: никаких замен! Тем не менее, список уже кто-то почеркал.

— Это что же, — осторожно заметил он, — студенческий оркестр поедет за границу без руководителя?

— Ну почему, — отозвался Пельше. — Есть мнение назначить на это место товарища Иванова, представителя министерства культуры.

Ивашутин поперхнулся. Какое-то время он осмысливал «мнение», с которым, скорее всего, спорить бесполезно.

— Вы считаете, товарищ Иванов справится с руководством музыкального коллектива? В разведшколе этому не учат…

— Уверен, — отрезал Пельше. — В любом случае он сделает это гораздо лучше парторга. Косач ни бельмеса в нотах не смыслит, представляете? По моей просьбе там проверили доцента, и обнаружили: биография чистая, а вот на ухо медведь наступил.

— Ну, для многих профессий тугое ухо не страшно, — хмыкнул Ивашутин. — Для преподавателя кафедры марксизма-ленинизма тоже. Там язык важнее.

— А у товарища Иванова язык подвешен не только для агитации — он им поет и на баяне играет. Я знаю, мне докладывали. Музицирует лишь в дружеском кругу, правда, но это неважно. Главное, опыт есть.

— Хм, — снова задумался Председатель КГБ.

— Справится, не сомневайтесь, Петр Иванович. Если что — подскажете, научите. Образованных людей у нас полно.

— Так точно, — обреченно кивнул генерал.

— Теперь об обеспечении. Скажите, в Комитете имеются молодые симпатичные девушки?

— А с какой целью интересуетесь? — слегка опешил Ивашутин. Удивляться он не переставал.

— Обеспечение операции, — ровно пояснил высокий гость. — Что полагается иметь в обслуге оркестра? Парикмахер, гример, костюмер, осветитель…

— Рабочий сцены.

— Рабочий? Хм… Да, конечно. Парочка крепких парней там не помешает. Все-таки коллектив женский.

— А охрана? — пришла в голову Ивашутина дельная мысль. — Да Западе это дело давно привычное, никто не удивится.

Подсказка вышла машинальной, но Пельше одобрительно кивнул головой:

— Логично. Не все там будут рады советской делегации. Далеко не все. Правых, неофашистов и прочих бритоголовых молодчиков на Западе хватает. Возможны провокации на концерте. Слабый пол кто их защитит? А на полицию надежды мало.

Председатель в этом не сомневался:

— Было бы странно, если всё пройдет спокойно. Еще Сталин утверждал, что провокация — испытанное средство контрреволюции.

Обсуждать мысли бывшего вождя Пельше не пожелал. Видимо, из-за недостатка времени.

— Что ж, мне пора, — отставив стакан, он поднялся. — Не провожайте, дорогу знаю. Предупредите товарищей: завтра, на партийном собрании актива готов выслушать самые острые вопросы. Нам предстоим выработать общий взгляд на негативные явления, чтобы сообща предотвращать их развитие.

Глава 6

Глава шестая, в которой текущие дела делятся на две категории. Первая — это несрочные, когда «сто раз еще успею, не горит». И вторая — срочные, когда «всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает»

Открылась дверь, и в проеме появилась высокая фигура Анюты. Не в том смысле, что возникла ниоткуда, а просто вошла. Что интересно, вошла в бахилах, белом халатике и шапочке. Чисто молодой доктор, а очочки с золотой оправой добавляли образу солидности. Не хватало стетоскопа на шее и планшета в руках. И еще из больничного стандарта несколько выбивались тактические ботинки «Лова» и камуфляжные штаны, а также футболка защитного цвета. Видимо, спешила с какого-то задания, не успела переодеться.

— Как дела? — поинтересовалась, оглядывая помещение.

Сказано было вроде нейтральным тоном, однако Алена непроизвольно выпрямилась:

— Больной лежит, — четко доложила она. — Жалоб нет.

— Есть просьба, — встрял я в медицинский диалог. — Помогите дойти до