Мимолетности, или Подумаешь, бином Ньютона! - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
– Спасибо, я тронута. Моя миссия была окончена.
– Федь, все, можно уходить.
– Фаин, ну давай еще по??удем.
– Не могу, тошнит.
– Ну пятнадцать минут.
– Черт с тобой!
Вокруг шептались о книге, большинство говорило, что книгаотвратительная, но к Саше все подходили с восторгами. Все как всегда. ПодошлаМылова на невероятно высокой платформе и тоном провинциальной обольстительницысередины девятнадцатого столетия пропела:
– Александр, я вас поздравляю! Вы умничка! Такойкультурный багаж и так интересно, не оторваться… Так что мы теперь коллеги!
Я видела, что Сашка скривился. Он все-таки понимал, что бытьколлегой Мыловой не слишком престижно, как минимум.
– Федь, все, больше не могу! Фуршет еще не скоро, а яумираю с голоду.
– Хорошо, идем.
Мы подошли к широкой мраморной лестнице, и вдруг я увидела,что навстречу нам поднимается Гунар с женой.
При виде меня он заметно побледнел.
– Федь, не вздумай сказать, что ты мой брат, – навсякий случай шепнула я.
Но и Гунар и его жена сделали вид, что меня знать не знают.
– Ты о чем? – не врубился Федяка.
– Ни о чем, проехали.
– Ну, куда тебя отвезти?
– Куда-нибудь, где мне дадут поесть.
– Тогда поехали в «Эль Гаучо».
– А это что?
– Аргентинский ресторан. Там подают лучшее мясо вМоскве. И там ты оценишь степень моей благодарности. Кстати, мама страдает.
– Отчего?
– Она ревнует тебя к твоей новой соседке.
– Ну вот еще!
– Говорит, ты про нее совсем забыла, даже ужинать неприходишь.
– Господи, какая чепуха! Вот завтра приду к ним иобъясню, что добираюсь домой так поздно, что даже к родным неудобнозаваливаться. Работы непочатый край, все же на меня свалилось.
– Да я думаю, дело не столько в ужинах, сколько в этойколонке.
– Но Соня же не может вести колонку в журнале.
– А мама говорит, что тебе даже в голову не приходилопредложить ей попробовать.
– Федь, ты так шутишь? – расстроилась я.
– Если бы! Вообще, у мамы в последнее время какие-тозаскоки появились. Взять хоть эту суку и ее никогда не существовавшего ребенка.Она уж для него пинеточки связала…
– Да ты что? Бедная Соня, ей хочется внуков…
– Зато мне не хочется детей незнамо от кого.
– Тогда не ложись в постель незнамо с кем.
– Легко сказать.
Интересно, отчего Гунар так побледнел, от страха или отревности? А впрочем, неважно. Он мне не нужен, решила я.
Утром в офисе меня опять ждал букет, на сей раз розы былицвета сомон. Я стала искать записку с извинениями. Ее не было.
– Это кто же так старается? – спросила Таня изрекламного отдела.
Я молча пожала плечами. Но почувствовала, что в основномженскому коллективу журнала мои розы как кость в горле. А и в самом делебестактно. Ну прислал один букет и хватит. А хочешь завалить меня розами, шлидомой. На работу-то зачем?
Вечером меня тоже ждали розы. И записка:
«Фаина, дорогая моя Фаина, надеюсь, Вы простили меня заневольное хамство? Но, поверьте, так лучше и спокойнее всем. Однако я потерялпокой окончательно. Что это за мужик с вами был? Только не думайте, что моялатышская фамилия залог холодного темперамента. Отнюдь. Я ревнив, каквенецианский мавр. И просто умираю от любви. Вы вчера были невероятно хороши.Остаюсь преданный Вам и терзаемый ревностью Гунар».
Ничего, пусть терзается, ему полезно. Интересно, на какомосновании он меня ревнует?
Утром, обнаружив опять букет, я пришла в ярость.
– Фаина Витальевна, вы бы сказали вашему кишкомоту,чтоб слал цветуечки на дом, а то наши уже кипишуют.
– Кому сказать? – ошалела я.
– Кишкомоту. Чего он кишки вам мотает…
– Светлана, я такого слова не знаю!
– Думаете, вы все слова знаете? У нас в Одессе такговорят. Я, конечно, дико извиняюсь, но у вас будут-таки проблемы из-за этихцветуечков.
– Светлана, я потрясена. Обычно, от вас двух слов недождешься, а тут целый монолог, да еще с одесской интонацией! И это слово –кишкомот – просто восторг.
– А мне вас потому что жалко. Вы нормальная, а этифуцанши такие лимонные морды строят. Боюсь, они вам таки устроят рай мит фефер.
Я вскочила и расцеловала девушку. Обожаю одесские выражения.У отца была тетя Ципа, которая как-то приезжала к нам в гости. Она готовилапотрясающие блюда из «синеньких», привозила целые мешки «конского зуба»,который называла «семачки». Я тогда уже жила у отца, и тетя Ципа сказала:«Виталя, что за дрипка твоя жена? Как можно дите отдать папаше? Знаю я ее,цельный день квартеру шкрябает, а на дите накакала? Ей что, до сраки кари очи?»Я тогда хохотала как сумасшедшая и нежно полюбила тетю Ципу, которая, ксожалению, очень рано умерла. И сейчас от этого Светкиного монолога на меняпахнуло чем-то теплым, добрым и вкусным…
– Фаина Витальевна, вы чего? – растеряласьСветлана.
– Ты почему все время молчишь? Тебя послушать – одноудовольствие.
– Так мне Анита Александровна велела помалкивать истараться не злоупотреблять одесскими выражениями.
– Да почему?
– Анита Александровна сказала, что эта манера оченьприлипчивая и скоро вся редакция будет говорить с одесским акцентом.
– В этом есть рациональное зерно, – сказалая, – но при мне можешь не сдерживаться, я это обожаю.
– Спасибо вам, Фаина Витальевна!
– На здоровье!
Но Света оказалась права. Я остро чувствоваланедоброжелательные взгляды. Что случилось с людьми? Раньше одна из нашихдевушек выскочила замуж за французского миллионера – и ничего, легко пережили.А тут, видимо, я кому-то перешла дорогу. Кому-то мое место кажется невестькаким лакомым… Это было противно. И я решила хотя бы прекратить доставку роз наработу.
– Гунар?
– Боже мой, Фаина! Я счастлив! Вы позвонили!
– Я хотела поблагодарить вас за розы. Они прекрасны, ноне надо посылать их мне на работу.
– Вас это смущает?
– Это смущает покой моих сотрудниц.
– Завидуют?
– Очевидно.
– Хорошо. Но домой-то можно?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!