Четыре года спустя - Моника Мерфи

Я была настолько сбита с толку, что убежала к себе в комнату и долго рыдала в подушку, полагая, что мама меня не поняла. Сначала она просила поддержать его, а потом не пустила в суд. Это же нелепо!

Теперь я рада, что меня там не было. Отца признали виновным и отправили обратно в тюрьму. Он был в шоке. Мама все время плакала.

Мужчинам нельзя доверять, сказала мама этим летом, перед тем как отправить меня в колледж. Но тебе это уже известно. Ты умница! Учись хорошенько. Получи образование и построй карьеру. А после уже можно подумать о муже и детях, если действительно захочешь иметь семью.

Последние слова она произнесла так, словно предпочла бы видеть меня лесбиянкой, а не рядом с хорошим мужчиной. Типичная для мамы речь, в духе «К черту мужчин!». Забавно, учитывая, что она не поверила мне, когда я пришла к ней со своими сомнениями относительно своей сексуальной ориентации.

Сидя рядом с Оуэном, я задаюсь вопросом, что подумает мама, если я стану с ним встречаться. Что она скажет, если приведу его домой и представлю своим парнем? Вероятно, она скажет: беги, деточка. Вся его жизнь – сплошной хаос. Проблемы с наркотиками. Проблемы с алкоголем. Проблемы с учебой. Всевозможные проблемы.

Он сам огромная проблема… для меня. Ведь меня тянет к нему, несмотря на все доводы моего слишком острого, изощренного ума. Все знаки опасности, которые я обычно подмечаю, остались без внимания. Вместо этого я возбуждена до предела и отзываюсь всем телом на все его жесты и слова. Он сидит за ноутбуком рядом со мной, сосредоточившись на очередном задании, а я готовлю план урока для одного из студентов, с которым встречаюсь завтра.

Мы съели китайскую еду, как только ее доставили. Мне было приятно, что ему понравилось. Он ел с большим аппетитом, а вот мой медленно исчезал, уступив место бабочкам, трепещущим в животе. В его присутствии я постоянно нервничаю, потому что осознаю, что хочу его, чего раньше со мной никогда не случалось. Я никогда не чувствовала к парням ни малейшего притяжения. И всегда думала, что хочу кого-то вроде… себя. Тихого, терпеливого ботаника. Некоего спокойного, застенчивого всезнайку-зануду.

Оуэн совершенно не такой. Он великолепный, сексуальный и харизматичный. Высокий, широкоплечий спортсмен. Говорит и делает, что хочет, не задумываясь. Он ведет себя так, словно может все.

Что плохого в моем желании отдаться ему? Господи, я чувствую, что краснею от одной только мысли об этом. Как можно сказать что-то подобное вслух, тем более ему?

Я всю жизнь провела как во сне. Ничего не замечала, кроме учебы, и пряталась за ней как за ширмой. Мой отец стал героем самого большого скандала в городе – да что уж там, во всей Калифорнии – и все-таки я прячусь. Никто не знает Челси Симмонс.

Никогда не хотела, чтобы кто-нибудь знал меня… до Оуэна.

Мама решила бы, что я сошла с ума, просто подумав о чем-то подобном.

– Ты в порядке?

Меня окутывает его бархатный голос, я поднимаю голову и вижу, что он смотрит на меня. Его брови нахмурены, а губы чуть изогнуты, словно он… смеется надо мной.

Я снова прикрываюсь своей осторожностью как плащом и отворачиваюсь от него, уткнувшись в учебник, хотя от волнения не могу прочесть ни строчки.

– Все в порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Ты уже довольно долго не моргая смотришь в одну точку. – Когда я снова поднимаю на него глаза, то чувствую, как во мне зарождается страх. Он пожимает своими широченными плечами и выглядит смущенным.

– Просто наблюдал за тобой.

Теперь я смотрю на него во все глаза. Наблюдал? И запросто в этом сознался?

– Я просто…

– Задумалась? Выглядишь взволнованной. – Я сижу затаив дыхание, не смея шелохнуться, когда он протягивает руку и проводит пальцем по моей нижней губе. – Боялся, ты ее съешь.

Хочется сквозь землю провалиться! И потому, что он прикасается ко мне, и потому, что заметил мою дурную привычку.

– Раньше я могла искусать ее до крови. – Ну и с чего вдруг я в этом призналась?

Он хмурится.

– Тебя что-то беспокоит?

Он и понятия не имеет.

– Вроде того. – Постараюсь разыграть эту карту. – На самом деле я никогда не… умела налаживать контакт с людьми. – Серьезно? Теперь я призналась в своей асоциальности? Что со мной не так?

– Верится с трудом. – С удивлением он откидывается на спинку стула. Футболка задирается, слегка обнажая плоский живот, и я машинально смотрю туда. – Почему?

Меня словно парализовало. Я завороженно смотрю на тонкую полоску темных волос, идущую вниз от пупка и исчезающую под джинсами.

Во рту мгновенно пересохло, и я умираю от желания провести по ней пальцем.

– Да я вечно была кем-то вроде заучки. Досрочно сдала все тесты, и меня перевели через класс. Школу я окончила в шестнадцать.

– Правда? Значит, ты вундеркинд? Сколько тебе лет?

– Почти девятнадцать. Я младше сокурсников, – говорю я, предвосхищая его следующий вопрос.

– Ого. Неудивительно, что ты репетитор. Он смеется и качает головой. – Ну вот, теперь я чувствую себя тупицей.

Не стоило рассказывать. Всем становится не по себе, когда они узнают о моих способностях. А на деле не такая уж я и способная. Ну да, я отлично запоминаю материал, обладаю фотографической памятью, быстро читаю… Ничего особенного.

– Ты не тупица, – мягко говорю я.

Он снова нормально садится на стул и широко улыбается.

– Ты сейчас сказала именно то, что я услышал?

– О чем ты? – А когда понимаю, то закатываю глаза. – Да-да-да. Я сказала плохое слово.

– Это еще не плохое слово. – Улыбка становится еще шире, а сам он – просто неотразимым. Я чувствую, как еще секунда – и я улыбнусь в ответ. – Скажи-ка теперь «черт побери»!

– Ни за что. – Я качаю головой и все же не могу сдержать улыбку. – Это самое распространенное ругательство.

– Ну, скорее, универсальное. Его можно использовать по-разному. – Он поднимает руки и закладывает их за голову: локти согнуты, ладони обхватывают затылок, бицепсы натягивают рукава футболки. Все это заставляет мое тело трепетать.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– То, что оно может быть существительным, прилагательным, наречием. Чертовски волшебное словечко. – Он смеется, когда я строго смотрю на него. – Серьезно.

– Докажи примерами его волшебство. – Я что угодно могу превратить в урок. Мне уже пора уходить, и ясно, что заниматься я просто не в состоянии, когда он так на меня смотрит и ведет фривольные разговоры. Концентрация потеряна.

Но сейчас мне все равно.

– Итак, существительное. «Челси умная как черт».

О господи!