Холодный город - Холли Блэк

Иногда ей казалось, что жизнь закончилась там, в темном подвале, и укус матери стал последним подлинным ощущением в ее жизни. Все остальное – пролог и эпилог, попытка притвориться, что жизнь у нее будет такой же, как у других, что после укуса она не отмечена тьмой, не обречена на тьму, не стоит одной ногой в могиле.

– Вместо денег можно получить метку, – сказала Тана, начиная наконец придумывать план, который позволит ей выбраться и выжить. – Метка дает право выйти из Холодного города. Мы могли бы получить такую. Я могла бы получить такую, если Габриэль позволит сдать его охране.

Она видела фотографии этих меток – дисков из серебра и железа с символами по наружному краю, золотой каймой вокруг отверстия в центре и, вероятно, каким-то чипом внутри.

Одна богатая наследница сбежала в Холодный город; ее семья нанимала охотников, и каждый получал для нее метки. Она же сделала из них ожерелье и каждую ночь надевала его на Вечный бал, но однажды какой-то бандит перерезал ей горло и продал метки с аукциона. Если Тана сейчас войдет в Холодный город с Эйданом и Габриэлем, у нее будет шанс выйти обратно. Но если она заболеет на свободе и ее поймают, она застрянет там навсегда.

План начал обретать смысл.

– Тана, – начал Габриэль, – ты не должна…

– Да, поезжай с нами, Тана, – перебил его Эйдан. Он улыбался той своей улыбкой, которая одновременно говорила, что без тебя он пропадет, и намекала, что он помогает тебе, предлагая то, чего тебе на самом деле хочется. – Подумай, как классно мы сможем провести там время. Полночь нам все покажет, да? Она ведь простила меня, правда?

– Не знаю. Это действительно было больно, – ответила Полночь, слегка улыбаясь ему. Но ее взгляд на Габриэля и Эйдана был сосредоточенным и голодным. Она едва не дрожала от желания стать такой, как они. Изменившейся или изменяющейся.

– Жаль, что я этого не сделал, – сказал Эйдан, глядя на нее с той же жадностью.

– Ты знаешь, чего я хочу взамен, – мягко произнесла Полночь. – Мы не бросились жаловаться. Мы доказали, что достойны. Твой друг, вероятно, голоден, и если он хочет, то может…

Габриэль схватил ее за подбородок, прежде чем она успела вскрикнуть – быстрым и страшным движением, как поднявшаяся из глубин акула.

– Если я не ошибаюсь, ты рассказала всем. Я видел твой телефон; ты думаешь, я не знаю, зачем он? Мне стоило бы выпить кровь из вас обоих и оставить ваши тела в назидание тем, кто охотится за смертью, как за сокровищем.

Щеки Полуночи порозовели, глаза подернулись дымкой желания. Она словно не слышала, что он говорит, и видела только близость его зубов. Тана, не желая того, сделала шаг вперед, захваченная тем же наваждением.

– Отпусти ее, – сказал Зима, потянув Габриэля за плечо, но тот не шелохнулся.

– Может быть, нам с Полуночью стоит показать Эйдану, что такое настоящая жажда? Как это будет, если он попробует кровь? – Габриэль сладко шептал это Полуночи на ухо, как будто влюбленный. Она слегка отшатнулась, он удержал ее. Полночь казалась сбитой с толку, на ее лице появились первые признаки паники. – Я слышу, как стучит твое сердце. Оно словно раненое животное, которое хочет вырваться из клетки и бьется изломанным телом о прутья. Какую прекрасную песню оно поет!

Тана вспомнила, что Габриэль сказал ей в машине. «Нас охватывает безумие, которое можно излечить только кровью».

Он дал Эйдану своей крови – именно это он и собирался сделать, когда Тана уходила. Эйдан чувствует себя лучше – очевидно, что-то ослабило его жажду. Но это значило, что Габриэль должен быть очень голоден.

– У нас нет на это времени, – в отчаянии произнесла Тана, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, несмотря на то что нервы были напряжены до предела. – Габриэль, нужно успеть к воротам до рассвета. Может быть, придется заполнять какие-то документы. Или стоять в очереди. Здесь опасно оставаться.

Габриэль не обращал на нее внимания. Он смотрел на горло Полуночи.

– И уж точно опасно кого-то здесь убивать, – сказала Тана громче, коснувшись его руки. Раньше, когда она вела себя спокойно и делала вид, что все в порядке, это работало. Она надеялась, что сработает и теперь. – Габриэль, надо ехать. Перестань быть монстром.

Он обернулся к ней и улыбнулся, раскрутив Полночь, словно они танцевали. Зима поймал сестру и помог ей удержаться на ногах.

– Я могу подождать еще немного, – сказал Габриэль. – Совсем чуть-чуть.

– Ключи от машины! – требовательно протянула дрожащую руку Тана.

Он порылся в карманах – удивительно нормальный жест, – и церемонно положил ключи в протянутую ладонь. Тана подняла пакет с ожерельем и деньгами, лежавший там, где она его выронила, и запихнула в сумку.

– Я не всегда буду тебе подчиняться, – тихо произнес он. – Придет ночь, когда ты попросишь меня о том, чего я не смогу дать.

Тана начинала успокаиваться, но от этих слов ее снова пронзило ужасом. Подойдя к водительской двери, она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Затем села и захлопнула дверь. Ее опять трясло, и она злилась на себя за это.

– Да что с этими вампирами? – пробормотал Эйдан, идя к машине. – Почему они кусают только тех, кто этого не хочет?

Полночь обиженно фыркнула:

– Он хотел меня укусить.

– Но не укусил же, – сказал Эйдан, садясь на заднее сиденье.

– Полночь, – Зима коснулся руки сестры. Его голос разнесся по парковке. – Мы не обязаны с ними ехать.

Она бросила на него ледяной взгляд.

– Больше никаких дней рождения.

Тана включила зажигание, прислушиваясь к успокаивающему реву мотора и вдохнув воздух из печки, слегка отдающий горящим пластиком. Судя по светящимся цифрам на приборной доске, был уже третий час ночи. Габриэль сел рядом с ней, Зима и Полночь с Эйданом сзади. Зима забрался в машину раньше Полуночи, чтобы сесть посередине. Он надеялся защитить сестру; как будто, когда голод вернется в полную силу, Эйдану будет не все равно, на кого наброситься. Особенно если вспомнить, что он и раньше не делал особого различия между мальчиками и девочками.

Добраться до Холодного города оказалось несложно даже без карты. Достаточно было смотреть на предупреждающие знаки. На первом, после которого Тана свернула на четырехполосную дорогу, изрытую колдобинами, значилось «15 МИЛЬ ДО ЗАКРЫТОЙ ТЕРРИТОРИИ». Они ехали мимо заброшенных промышленных зон и темных заросших пустырей, на которых виднелись остовы сгоревших машин.

Поначалу отгородили треть города, но к тому времени, когда в стене появились высокие ворота, в карантине оказалось уже не меньше половины. При строительстве Холодных городов внутри оказывалось множество обычных людей. Остальные уезжали так далеко и быстро, как только могли. Дома, мимо которых они ехали, стояли с темными окнами.

Еще через пару миль Габриэль сказал: