Супермаркет - Андрей Житков

Раздался телефонный звонок. Алиса взяла трубку.

— Алиса, вам понравился мой подарок? — голос был незнакомый, бархатный, приятный.

— Очень, — искренне созналась Алиса. — А вы кто?

— Ваш пламенный поклонник.

— И как этого пламенного поклонника зовут?

— Неважно. Вы только не пугайтесь, ради бога. Мне от вас ничего не нужно. Настанет время, и вы все сами поймете. До свидания, Алиса, — в трубке раздались короткие гудки.

“Странный тип, — подумала Алиса. — Не может такого быть, чтобы мужику ничего не было нужно!”

Она набрала номер подруги.

— Лариска, слушай тут такое дело!… У меня новый поклонник объявился!

Анька проснулась довольно рано и долго разглядывала лежащего рядом на подушке косоглазого кролика. Потом сильно надавила пальцем на кроличий нос и поднялась. У нее было прекрасное настроение. Вчера поздно вечером, когда мама Нина Владимировна уснула крепким сном, она заперлась в ванной комнате и подсчитала “баксы”. Получилось четыре тысячи триста пятьдесят. Совсем неплохо, если учесть, что “мыли” они не каждый день и ни в каких развлечениях себе не отказывали. Анька вспомнила, как вчера, вся мокрая от пота, отплясывала на “крутой” дискотеке вместе с Иваном.

“Иван, конечно, парень неплохой: прикинутый, продвинутый, сильный, но это герой не моего романа, — подумала Анька, накидывая на плечи халат. — Мой, видно, еще не родился.”

Она заглянула в комнату матери. Нина Владимировна мерно похрапывала, лежа на спине. Вчера Валерик в который раз не пришел, и мать плакала. Конечно, она никогда не сознается, что из-за него, будет упрямо твердить, что из-за дочери, беспутной шалавы, которая мотается непонятно где до самого утра и хочет ее в гроб вогнать. Но Анька-то знала, из-за кого. Все бабские слезы из-за мужиков. Не знала, догадывалась.

Анька подогрела чайник, навела себе растворимого какао, полезла в холодильник. Сделала бутерброды с сыром. Прежде чем сесть за стол, пощупала купальник на веревочке, протянутой поперек кухни. Купальник высох. Сегодня они большой компанией собирались на Пироговской водохранилище. Иван обещал сделать шашлыки. Шашлыки-машлыки, вина, конечно, возьмет, “музыку”. А еще ей хотелось апельсинового соку. Настоящего, с мякотью, чтобы крохотные дольки лопались на зубах. Без сока она будет чувствовать себя не человеком…

Нина Владимировна появилась в коридоре. Заспанная, с красными глазами.

— Анюта, чего такую рань?

— Купаться едем, — объяснила Анька. — Опять вчера из-за своего козла ревела?

— Анька, не смей называть Валеру козлом! — строго сказала мать. — Сама знаешь, он человек подневольный. Ты там здорово не загорай, в тенечек прячься. Уже вон облезла вся, как весенняя ондатра.

— Я твой крем для загара возьму, — сказала Анька, откусывая бутерброд.

— Еще чего! — возмутилась мать. — Пускай тебе крем твои мужики покупают!

— Сколько тебе говорить — нету у меня мужиков! — сразу завелась Анька.

— Нету, так будут, — печально сказала Нина Владимировна. — Вы ж теперь все акселераты, дети сексуальной революции. Ешь давай, не отвлекайся, а то пища плохо усваивается, — мать скрылась за дверью туалета.

Анька быстро доела бутерброды, сдернула с веревочки купальник и пошла одеваться.

Компания уже тусовалась в соседнем дворе. Не было только Ивана. Анька со всеми поздоровалась, уселась на скамейку рядом с Мишей.

— Ну, как ты, Майкл? Все колбасишься? Или с утра уже противоломочного средства принял?

— Тебе все шутки шутить, — печально вздохнул Миша. — Злая ты.

— Я — добрая. Злой тот, кто тебя на эту дрянь посадил. Где Иван?

— На рынок за мясом пошел. Скучаешь?

— Вот еще! — фыркнула Анька. — Вчера хуже горькой редьки надоел!

— Вижу, скучаешь, — сказал Миша. — Его-то с утра никогда не ломает. Он — сильный, я — слабый. Вы слабых не любите никогда.

— Много ты в любви понимаешь! — сказала Анька. — Ехать надо, а то потом по жаре тащиться — сдохнем! Ребята, кто-нибудь мне сок апельсиновый купил?

Компания молчала.

— Так, все понятно. Сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится. Закон джунглей, — она полезла в карманы шорт, выгребла деньги. — Так, это на дорогу туда-сюда, это на мороженое. Пятнадцать рублей, — цокнула языком. — Не хватает, однако. Майкл, побашляй!

— Откуда? — пожал плечами Миша. — И Ивана все деньги. Он у нас казну держит.

— Ну, блин, что за жизнь! — нахмурилась Анька. — Последней радости лишают! Ладно, вы тут пока Ивана ждите, а я сейчас, — она сорвалась со скамейки и побежала со двора.

— Анют, ты куда? — закричал вслед ей Миша.

— Супермаркет открылся. Сок сворую! — крикнула Анька.

Она вошла в искусственную прохладу супермаркета, огляделась. Народу было мало. Охранник Олег, с которым они всегда работали в доле, стоял около касс. Анька ему кивнула, но охранник чуть заметно мотнул головой — нельзя! Анька потусовалась около киосков с игрушками, видеокассетами, вернулась на исходную позицию. Олег жестом показал — выйдем отсюда! Сам вышел первым, за ним Анька.

Олег встал на ступеньке и закурил. Анька пристроилась рядом.

— В чем дело, Олег?

— Ты больше у нас не “мой”. Вчера в “АиФе” статья вышла, обосрали с ног до головы. Начальство греется. Директор с замом охране такой пистон вставили! Владимир Генрихович поехал в редакцию разбираться. Хочет, чтобы опровержение писали. Троих уже уволили. Еще одна кража, и всех поменяют к хренам собачьим! Нашего брата на улице тысячами болтается.

— В “АиФе”? — Анька тут же вспомнила о длинноволосой журналистке, которую они так классически “подставили” и “кинули” на бабки. — Че, плохая статья?

— Почитай. Кулаков у них там главная сука. Начальник службы безопасности с “мойщиками” в доле! Бред! Да он никогда по мелочи пачкаться не будет! Будто мало ему платят! Смотри, Кулаков с утра нализался, того и гляди кому-нибудь по рогам заедет.

— Ерунда какая-то! Что же нам теперь в родном “маркете” не поворовать? Мы же свои, местные.

— Погодите месячишко, уляжется все. Нам тоже не в кайф, если сюда чужие “мойщики” набегут. Беспредел начнется. Вас-то мы знаем, родные.

— Олег, мне апельсинового соку надо.

— На сок денег нет? — удивился охранник.

— Не хватает, — вздохнула Анька.

— Сколько?

— Рублей пятнадцать.

Охранник полез в карман куртки, вынул две десятки. — Держи, халявщица! Не воруй только.