Супермаркет - Андрей Житков

— Спасибо, — Анька сунула купюры в карман и вошла в супермаркет. На входе она взяла металлическую корзину, стала бродить между прилавков и полок, изучая ценники и товары. Поглядывала на кассирш, на охранника в другом конце зала. Подняла взгляд на камеру в проходе, показала язык. Так Анька дошла до холодильников и полок, заставленных литровыми пакетами с соком. Она влезла в холодильник, вынула из него стопроцентный апельсиновый сок, положила его в корзину. Хотела было уже направиться к кассе, но тут ее внимание привлекла полуоткрытая металлические двери. Двери распахнулись, и рабочий в синем халате выкатил в торговый зал большую тележку, заставленную ящиками с пивом. Он потащил ее за собой по проходу, загораживая Аньку от охранника и камеры. Анька знала, что с той стороны подсобка, еще одна дверь, двор, проходная. Через проходную она пулей проскочит! Никто даже опомниться не успеет.

— Хрен вам, сопливые! — зло сказала Анька и нырнула в подсобку. Она вынула из корзины сок, бросила корзину на стеллаж, побежала по коридору, там была еще одна дверь, Анька открыла ее и оказалась в небольшой темной комнате, заставленной коробками и ящиками. Услышала чьи-то торопливые шаги, нырнула внутрь. Неожиданно дверь за ее спиной захлопнулась. Анька подергала за ручку — тщетно. Стала нащупывать в темноте замок. Замка не было. — Эй, блин! — пнула по двери ногой. С другой стороны двери послышались голоса.

— Ну что, как тебе там? — спросил кто-то насмешливо.

Анька замерла, боясь шелохнуться.

— Анюта, ты совсем дура, или как? — раздался за дверью голос Олега. — Я же тебе на сок денег дал!

— Клептоманка она, — засмеялся второй, незнакомый. — Ты ей хоть тысячу дай, она все равно попрет. В крови это у них.

Анька молчала.

— Может, отпустим ее, а? Ну, малолетка несмышленая, что с нее взять? — сказал Олег. — Первый раз — не пидорас.

— Олег, ты слышал, что Кулаков сказал? “Мойщикам” концлагерь, чтоб на всю жизнь охоту отбить.

— Так он же пьяный!

— Ничего, протрезвеет. Разберется. Мне мое место дороже какой-то сопливой девки.

Охранники ушли. Анька тяжело вздохнула, шагнула в сторону, уперлась коленом в коробку. Еще раз дернула дверь. Бесполезно. Попыталась найти замочную скважину или хотя бы щелочку, чтобы глянуть, что там — снаружи. Но не было ни скважины, ни щелочки. Она стала проигрывать в уме разные варианты “отката”. Слезы, сопли, больная умирающая мама просит апельсинового соку. Пенсию задержали, денег в доме нет. Папа алкоголик все пропил. Она не сама, ее заставили. Кто? Вот уж, действительно, дура набитая! Клептоманка! А с другой стороны — что они ей сделают из-за несчастного пакета за двадцать семь рублей? Поорут, да и отпустят с миром!

Анька успокоилась, нащупала клапан, открыла пакет и стала неторопливыми глотками пить холодный апельсиновый сок, раскусывая крохотные дольки.

За дверью раздались неровные шаги. Кто-то, сопя и вздыхая, пытаясь открыть замок с другой стороны.

Во дворе появился Иван. Он нес на плече тяжелую сумку с продуктами, в руке — магнитолу. Подошел, окинул взглядом шумную компанию.

— Анька где?

— За соком в супермаркет убежала, — отозвался Миша. — Говорит, сворую.

— Идиотка! Я же ей два пакета купил, апельсинового, — Иван сплюнул, нахмурился. — Давно?

— Минут пятнадцать уже. Ты не дергайся, сейчас вернется.

— Ладно, подождем, покурим, — Иван сел на скамейку, достал из кармана сигареты.

Они выкурили по две сигареты, Аньки все не было.

— Может, она передумала? А мы греемся, — предположил кто-то.

— Конечно, у Аньки семь пятниц на неделе.

— Безбашенная она. Встретила подругу, треплется, а мы тут ее жди! Поехали уже!

— А ну-ка, чижье, цыц! — прикрикнул на компанию Иван. — Хотите, валите на свое водохранилище. Вот вам сумка с “хавчиком”, а я буду Аньку ждать!

— Может, правда поедем…? — начал было Миша, но, увидев глаза Ивана, смолк.

— Идите, идите. Мы попозже подъедем, — Иван пододвинул к Мише сумку.

— Все, двинули! — Миша вскинул сумку на плечо, и шумная компания устремилась со двора.

Иван вынул из кармана еще одну сигарету.

Нина Владимировна сидела у экрана телевизора, ковырялась вилкой в тарелке с остывшим ужином. Шла французская комедия с Пьером Ришаром. Зазвонил телефон, Нина Владимировна сняла трубку.

— Алло, Иван? Нет, Аня не подходила. Ты уже пятый раз звонишь, совесть надо иметь! Хорошо, подойдет, я обязательно передам, — она положила трубку, покачала головой. — Вот тоже фрукт банановый! Взрослый мужик, а клеится к малолетке! Вчера с ним болталась, сегодня еще с кем-то, ой-ей-ей! — Нина Владимировна посмотрела на часы, сегодня Валерик уже точно не придет. Совсем от рук отбился! А, может, завел себе другую подружку, помоложе? Ну ничего, Анька заявится, я ей, шалаве, всыплю!

Щелкнул замок входной двери. Нина Владимировна отставила тарелку, решительно поднялась с дивана, вышла в прихожую.

Анька сидела на тумбочке, покачиваясь, пыталась стянуть кроссовки.

— Ты что, пьяная?

— Не-а, — мотнула головой Анька и чуть не упала с тумбочки.

— Нажралась! — всплеснула руками Нина Владимировна. — В пятнадцать лет нажралась! А что дальше будет?

— Мне уже почти шестнадцать! — плохо ворочая языком, сказала Анька.

— Ой, боже мой, боже мой, вот что значит — мужика в доме нет! Совсем распоясалась! — Нина Владимировна помогла Аньке снять кроссовки, подхватила ее, поволокла в комнату. — У тебя и майка на левой стороне! Побью, ей богу побью, скотину!

— Нечаянно! Купались мы на водохран… в общем! — сказала Анька.

Не снимая одежды, Нина Владимировна уложила дочь на кровать, накрыла покрывалом.

— Я тебе тазик принесу, — Нина Владимировна сходила в ванную, вернулась с тазом. Анька уже спала. Мать поставила таз на пол рядом с изголовьем. — Непутевая ты у меня! Ну, ничего, завтра я с тобой поговорю, дрянь такая! — она нежно погладила Аньку по волосам.

Нина Владимировна залезла в Анькину сумку, достала купальник, сигареты, зажигалку. Чиркнула зажигалкой.

— Ишь ты, дорогие курит! — удивилась Нина Владимировна, затягиваясь сигаретой. — Купались они! А купальник-то сухой.

Она прошла в комнату, сняла трубку, набрала номер.

— Иван? Ты Аньку не ищи. Дома она — спит. Не знаю, ничего не знаю! Завтра звони, — Нина Владимировна положила трубку и расплакалась.

Владимир Генрихович уселся в своей удобное кресло и стал разбирать бумаги на столе. Бумажную работу он не любил, предпочитал ей живое дело с людьми, с товаром, а потому накапливались бумаги эти у него целыми кипами, и приходилось потом все разбирать, но никуда от них не денешься, хоть тресни!