Карусель душ - Пенн Кэссиди

боясь отпустить. — Ты принесла мне покой в моей жизни, полной тьмы. Ты мне чертовски нужна.

Я выкрикивала его имя снова и снова, как будто это была какая-то священная мантра. Каждый толчок ощущался глубже предыдущего; каждый более интенсивный, чем предыдущий, пока я снова не почувствовала, что балансирую на краю. Словно почувствовав, как близко я была, Баэль наклонился вперед для поцелуя, наши губы слились с дикой самозабвенностью, даже когда он продолжал свой неумолимый темп внутри меня.

Когда мы на мгновение оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание, Баэль низко зарычал, сжимая мои бедра достаточно сильно, чтобы оставить на них синяки, прежде чем возобновить свои безжалостные удары с новой силой, еще больше вызывая стоны глубоко внутри меня.

— Даже если ты решишь уйти, я буду преследовать тебя вечно, грустная девочка. Ты будешь чувствовать меня в каждой тени, видеть мое лицо в каждом отражении и слышать мою песню в каждом дуновении ветерка.

Прошло совсем немного времени — все мое существо натянулось, как резиновая лента, готовая порваться в любой момент, когда волна за волной захлестывали меня, одновременно поглощая нас обоих и отправляя по спирали в небытие.

Баэль перестал бороться с собой и упал со скалы вместе со мной, его член пульсировал внутри моей киски, горячие струи спермы покрывали мои внутренности, когда он начал замедляться. Его бедра беспорядочно двигались, а глаза были плотно закрыты, когда он простонал мое имя.

Он трахал меня медленнее, медленнее и еще медленнее, целуя меня томно, лениво и восхитительно. Измученные, но насытившиеся, мы, наконец, рухнули в объятия друг друга, Баэль навалился на меня всем своим весом. Я не возражала. Я наслаждалась ощущением того, как он покрывал меня с головы до ног, пока волна удовольствия распространялась по моим конечностям.

Освещаемые только лунным светом, просачивающимся сквозь отгороженное сиденье, которое мягко раскачивалось, когда Колесо обозрения вращалось все сильнее, мы потратили несколько минут, чтобы перевести дух.

Баэль приподнялся на локтях, одной рукой убирая непослушные кудри с моего лица.

— Ты такая красивая. — Его темные глаза изучали мое лицо, тщательно обводя каждый угол, словно изучая произведение искусства. Я сделала то же самое с ним. — Закрой глаза, — прошептал он, слегка целуя меня в уголок рта.

Я подчинилась, позволяя своим векам закрыться, мое тело расслабилось в его объятиях, легкая улыбка задержалась на моих губах. Волна энергии пробежала по моим рукам и ногам, приятно покалывая кожу. Я вздрогнула, когда мой желудок перевернулся, и открыла глаза.

Я ахнула, когда вес Баэля оставил меня, и обнаружила, что смотрю в потолок знакомой комнаты, а не на ночное небо и Колесо обозрения. Несколько раз моргнув, как будто, возможно, я вижу вещи в моем постсексуальном тумане, мне быстро стало понятно, что это не вымысел.

Я была в личной палатке Баэля. Его спальне. Той самой, куда они с Теодором привели меня в ту первую ночь. Той, откуда я сбежала, не зная, где нахожусь, или в какую сторону идти — вверх или вниз. Свет был тусклым, палатку освещали в основном несколько свечей, разбросанных по комнате на разных столах и полках. У него было много книг, беспорядочно открытых, как будто он бросил их читать посреди, чтобы перейти к следующей.

Комната была богато украшена разноцветными шелками, расшитыми бисером занавесками и причудливыми шезлонгами. Это было пространство, созданное для того, чтобы вы чувствовали себя непринужденно. Я села, осознав, что лежу на мягкой кровати с матрасом, который, насколько я знала, мог быть сделан из облаков. Пуховое одеяло было из черного шелка и пахло розами, а вокруг него была натянута сетка от пола до потолка, создавая маленький кокон, который наполовину стягивался веревкой.

Поднявшись на колени, я добралась до изножья кровати и выглянула из-за сетки, чтобы осмотреть остальную часть комнаты. Он был почти в три раза больше фургона Элли, который был намного больше моего.

Я оглядела все эти наряды и его дорогую коллекцию диковинок, затем огляделась в поисках Баэля. Он стоял возле небольшого столика в стороне, одной рукой слегка сжимая стакан с чем-то янтарного цвета, и уставился в очередную приоткрытую книгу с непроницаемым выражением лица.

Его волосы ниспадали на лоб неряшливыми волнами, идеально обрамляющими черты лица. Я практически ощущала мягкость этих прядей, которые всего несколько минут назад проскользнули сквозь мои пальцы.

Он наконец заметил, что я наблюдаю за ним, и повернулся в мою сторону сверкающими глазами, полными чисто мужского удовлетворения. Прямо сейчас они были темно-синими с вкраплениями серебра и янтаря, напоминая мне о самых глубоких частях моря.

— Как долго я здесь нахожусь? — Спросила я его, присаживаясь на краешек его кровати, свесив ноги, хотя они и не совсем доставали до пола.

— Минуту, — сказал он, ставя свой стакан. Именно тогда я поняла, что он все еще одет в ту же одежду, что и раньше, только теперь на нем полностью отсутствовал фрак, он был с обнаженной грудью и демонстрировал каждую великолепную татуировку, которая меня очаровала. Я оценивающе оглядела его, задержавшись на впадине его мышц, которая сужалась в виде буквы V, прямо над его все еще расстегнутыми кожаными штанами.

Он самодовольно улыбнулся, очевидно, заметив мою оценку.

— Рад, что ты все еще уделяешь мне внимание, Дорогая, — сказал он, подмигнув. Его взгляд скользнул по моему телу, разогреваясь от желания, от которого мне захотелось прихорашиваться.

— Можешь ли ты винить меня? — Я ответила, не сбиваясь с ритма, прежде чем отвернуться, чтобы осмотреть комнату такой, какой она была — своего рода святилищем и местом, которое казалось мирным, несмотря на всю странность за ее пределами. — Зачем ты привел меня сюда?

Я оглядела себя и заметила, что на мне странная рубашка, которой я раньше не надевала. Это была мужская рубашка, но в более старом стиле, который напомнил мне о моде многовековой давности. Она выглядела так, как будто ее мог бы надеть принц из волшебной сказки. Рубашка была кремового цвета и была мне так велика, что ниспадала до верхней части бедер и сбивалась на запястьях.

Он подошел к кровати с кошачьей развязностью, на которую был способен только Баэль Сент-Клер. По мере того, как он приближался, мое сердце бешено колотилось, а во рту пересохло. Протянув руку, он запустил пальцы в мои волосы и притянул мое лицо к своему, запечатлев нежный, восхитительный поцелуй на моих губах.

Когда он отстранился, его большой палец погладил мою щеку.

— Мне нравится видеть тебя в моей постели.

Отпустив меня, он исчез у меня на глазах,