В сладостном бреду - Айрис Джоансен

Нет, она лгала себе. Она просто эгоистка. Селин единственное существо на свете, которое она любила, а ей так необходимо кого-нибудь любить в этой жестокой стране.

— Вы очень печальны, — мягко сказал Кадар. — Поведайте мне свои мысли.

Этот человек никогда не успокоится.

— Я не собираюсь ни о чем рассказывать вам. — Она решительно направилась к лестнице. — Я иду спать.

Два вечера спустя факелы зажигал уже не Гарун, а один из солдат.

— Его отправили домой, — ответил Кадар, когда Tea спросила его об этом. — Он вернулся в деревню прошлым вечером. Вэру не понравилось, он слишком мал.

— Но он так гордился… — гнев вспыхнул в ее душе. — Сколько же ему должно быть лет, чтобы зажигать факелы и бегать с мелкими поручениями?

— Он слишком мал, — повторил Кадар. — Это не место для детей.

Нет, подумала она с горечью, это место для женщин, которых держат для постели и услуг, и для мужчин, которых обучают убивать.

— Он не должен был отсылать его назад.

Кадар пожал плечами.

— Вэр считал, что так будет лучше.

Ее взгляд скользнул вверх, к темной фигуре на дальнем конце крепостной стены. В это время Вэр всегда стоял там, подолгу вглядываясь в горы.

Вэр только пальцем шевельнул, и жизнь мальчика полностью изменилась. Вэр испытывал вожделение, и женщина занимала место в его постели. Вэр отказал в своем покровительстве, и ворота крепости закрылись для нее.

Святые небеса! Пусть она ничего не может сделать с его абсолютной властью над другими, но она больше не позволит ему держать ее здесь.

Она повернулась и побежала через двор.

— Куда вы? — крикнул ей вслед Кадар.

Не отвечая, она промчалась через холл, затем вверх по лестнице и, наконец, по винтовой длинной лестнице, ведущей на крепостную стену. Распахнув дверь, она вышла на воздух. Там она остановилась на мгновение, пытаясь выровнять дыхание и собраться с мыслями, прежде чем подойти к нему.

Боже милостивый! Он показался ей таким одиноким. Она могла почти дотронуться до той стены отчуждения, которую он воздвиг вокруг себя.

Ну что ж, он сам сделал свой выбор. Человек не может ожидать ничего другого, если он всех отталкивает от себя. Она не станет тратить на него своего сочувствия. У нее хватает собственных огорчений и забот, и одна из них зависела от него.

Она прошла вперед и остановилась рядом.

— Я должна поговорить с вами.

Вэр, не повернув головы, продолжал глядеть на горы.

— Уже поздно. Идите спать.

— Еще рано. Прошло уже пять дней. Почему вы держите меня здесь?

Он по-прежнему не смотрел на нее.

— Кадар сказал, что вы еще не совсем здоровы.

Она фыркнула.

— Прошли даже мои ожоги. — Подойдя к нему почти вплотную, она вызывающе произнесла: — Я не могу здесь больше бездельничать. Мне надо начинать мою работу.

Он не отвечал.

Ей хотелось схватить и потрясти его.

— Почему вы не позволяете мне уйти? Вы ведь не хотите, чтобы я здесь оставалась. Я почти не видела вас с тех пор, как вы принесли мне мои листья.

Он наконец взглянул на нее.

— Уж не хотите ли вы, чтобы я развлекал вас?

— Нет, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Меня не надо развлекать. Вы не умеете этого делать. Все, что вы знаете, это животная страсть и война.

— Ну что ж, война, конечно, не слишком веселое развлечение, но вот страсть, может быть… — Он покачал головой. — Нет, пожалуй, это тоже не забавно. Когда во мне разгорается желание, мне не до веселья.

Он вообще очень редко смеялся, разве что над колкими замечаниями Кадара. И все-таки она видела на его лице улыбку в ту ночь, когда ворвалась в зал, где он проводил время с Ташей. Только ли вино рассеяло тогда его мрачное настроение? Но нет, даже в ту ночь она подсознательно ощущала горечь и ожесточение, которые, словно мрачное темное облако, окутывали его, воздвигая барьер между ним и другими людьми.

— Если хотите забав, то ступайте к Кадару, — сказал он. — И держитесь подальше от меня.

— Я буду тревожить вас, пока вы не велите Кадару отвезти меня в Дамаск.

— Это он хочет, чтобы вы оставались здесь. Он думает, вы не будете в безопасности, пока он не узнает о вас все. Скажите ему, что он хочет узнать, и можете на следующий день ехать в Дамаск. — Он встретил ее яростный взгляд. — А что касается меня, то мне совершенно не важно, откуда вы сами и от какой опасности бежите. Вы не принадлежите Дандрагону. Вы правы. Я знаю только войну и страсть. Вы не можете сражаться за меня, значит, остается другое. — Его взгляд скользнул к ее груди, и он произнес без обиняков: — Я чувствую дикое возбуждение, когда смотрю на вас. Если вы здесь останетесь еще на какое-то время, то вполне возможно, вы окажетесь в моей постели.

Его грубая прямота шокировала ее, но сильнее оказалась собственная реакция. Ее груди набухли под его взглядом. Она ощутила, как твердеют и становятся чувствительными соски под мягкой тканью платья. Мог ли он увидеть в ярком свете горящих факелов этот предательский отзыв на его вожделение, подумала она со смущением. Наверное, мог. Проницательный взгляд его прищуренных глаз, казалось, проникал ей в душу, а рот кривился и влажнел от тяжелой чувственности, как и тогда, ночью, в зале.

— Теперь каждый раз, когда я беру женщину, я желаю, чтобы это была ты. Сначала я думал, что мне просто начала надоедать Таша, но с двумя другими оказалось то же самое, — продолжал он хрипло. — Я мечтал лишь об одном — чтобы на их месте оказалась ты. Помню, какими нежными кудряшками покрыто твое лоно. Я хочу целовать его, прижаться к нему телом и двигаться…

— Прекратите! — воскликнула она, и не узнала своего голоса. — Это… не прилично!

— Взгляни на себя. Ты сама этого хочешь.

— Нет, не хочу. — Она попыталась говорить спокойно. — Я не стану одной из ваших женщин. Я не желаю быть собственностью какого бы то ни было мужчины. Я заведу собственный Дом шелка, стану свободна и буду жить так, как мне нравится.

Он наконец оторвал взгляд от ее груди и взглянул ей в лицо.

— Тогда держитесь от меня подальше. — Он повернулся спиной к горам. — И скажите Кадару все, что он хочет узнать. Я позволил ему действовать здесь на свое усмотрение, но у меня, видимо, не хватит терпения. Если вы останетесь здесь дольше, то я уже буду действовать по своему усмотрению.

— Никого из вас не касается, какую жизнь я оставила позади. Если вы не позволите мне уйти, я сама найду способ бежать отсюда. Я не позволю вам… Что это за огонь?

Его взгляд вернулся к третьей горе.