В сладостном бреду - Айрис Джоансен

Вэр наклонился вперед.

— Мне нужно кое-что от тебя, парень. Как ты чувствуешь себя? Сможешь мне помочь?

Гарун кивнул, затем чуть вздрогнул.

— Но я не смогу сражаться с ними… пока.

— Нет, у меня достаточно солдат. Мне необходимо, чтобы ты кое-что рассказал мне, вспомнил о том, как напали на деревню.

— Нет! — воспротивилась Tea.

Но он не слушал ее.

— Ты сможешь сделать это для меня, Гарун?

Он кивнул и закрыл глаза.

— Они напали на закате. Я пошел к колодцу, принести воды для ужина. Мама стояла возле двери. — Он замолчал. — Когда они въехали в деревню, она пыталась броситься ко мне. А они… стрелой…

— Прекратите сейчас же! — Tea яростно взглянула на Вэра. — В этой жестокости нет необходимости.

— Помолчи. — Его взгляд не отрывался от лица мальчика. — Мне вовсе не нужно, чтобы ты рассказывал о своей матери, Гарун. Кто были эти люди, что напали на деревню? Это бандиты?

Он покачал головой.

— Нет… не думаю. Это были франки, но у них не гладкие лица, как у многих франков. Бороды… красные кресты на плащах. — Он открыл мокрые от слез глаза. — Этого достаточно, мой господин?

— Да. — Вэр поднялся на ноги. — Ты хорошо держался. Ты вел себя как настоящий солдат, парень. А теперь поспи. Мы снова поговорим, когда тебе станет лучше. — Он пошел к двери и, открыв ее, оглянулся на Tea. — Найдите кого-нибудь, кто бы посидел с ним, и приходите в Большой зал. Я должен поговорить с вами.

Она тоже хотела поговорить с ним, швырнуть ему в лицо грязные слова погонщиков верблюдов. Она хотела бы сбросить его с крепостной стены!

— Я… хорошо держался, — прошептал Гарун. — Вы слышали, что он сказал?

— Я слышала. — Она попыталась сдержать свой гнев, чтобы мальчик не заметил, как дрожит ее голос. — А теперь спи. Когда ты проснешься, я принесу тебе поесть.

— Я… хорошо держался… — шептал он, проваливаясь в сон.

Когда она решительным шагом вошла в зал, Вэр стоял у окна и глядел на горы.

— Это жестоко и совершенно ненужно, — выпалила она. — Мальчик только что потерял мать. Неужели вы не могли подождать, пока он немного окрепнет?

— Нет. Если бы на деревню напали разбойники, мы бы стали их преследовать и отомстили бы им.

— Чтобы погибли еще люди?

Он не обернулся, отвечая ей:

— Да. Это война.

— И это ничего не значит для вас, не так ли? Все эти мужчины, и женщины, и дети…

— Все когда-нибудь умирают.

— Но не так! — Она пересекла зал и подошла к нему. — Эти дети… — Она замолчала, ее голос предательски дрогнул. — Только не дети. Такого не должно было случиться.

— Нет.

— Но тогда почему это все же произошло?

— По моей вине, — сказал он едва слышно.

— Что?

— По моей вине. Я думал, что только те, кто живет в Дандрагоне, подвергаются опасности. Вот почему я никому, кроме моих солдат, не разрешал здесь слишком долго задерживаться. Для жителей деревни не было никакого риска. — Внезапно вся сдержанность слетела с него, и он с силой стукнул кулаком по оконной раме. — Проклятие! Они не должны были их трогать!

Она подошла на несколько шагов ближе.

— Но я не понимаю… — И тогда она увидела его лицо.

Искаженное смертельной мукой, с глазами, полными отчаяния и боли. Она никогда раньше не видела ни на чьем лице такого страдания.

— Они убили их всех ради того, чтобы показать, что им все подвластно и им ничего не стоит добраться и до меня.

— Рыцари-тамплиеры? Но ведь они служители Господа. Я не могу представить, что они способны на такое!

— Вы можете думать что угодно. — Он глубоко и резко вздохнул, и она вновь увидела на его лице непроницаемую маску.

— Но я должен быть уверен, что этого больше не случится. Никогда. Я этого не вынесу… Я должен защитить… — Он повернулся к ней лицом. — И я начну с вас.

Она невольно отступила на шаг, пораженная неистовой яростью, вспыхнувшей на его лице.

— С меня?

— Они знают, кто приходит в Дандрагон. И они скоро узнают, что вы здесь.

— Но я не имею к вам никакого отношения. И скоро уеду отсюда.

— Гарун тоже не имел ко мне никакого отношения. Он пробыл здесь всего несколько дней. И вот его мать мертва… вся деревня мертва. — Его руки легли на ее плечи. — Я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как еще кто-нибудь погибнет по моей вине. Я хочу знать, кто вы и кого они могут достать через вас.

— Я не ничего не собиралась говорить Кадару. — Она облизала губы. — И вам я тоже ничего не скажу.

— Я не Кадар. — Он с силой сжал ее плечи. — Я не мягкий и не добрый, как он. Я эгоистичен и зол сейчас, и я предпочту скорее бросить вас в подземелье, чем видеть, как вы или кто-то из ваших близких погибает из-за меня. Я должен все узнать о вас. И я узнаю.

— Вы делаете мне больно.

— Вам пора было бы уже узнать меня. Я не только приношу боль, я еще и убиваю и… — Он замолчал, на мгновение закрыл глаза, затем продолжил, но уже другим тоном, чуть запинаясь: — У вас доброе сердце, и я уверен, где-то есть люди, которые вам дороги. Скажите мне, кто они, чтобы я смог защитить их.

Селин. Но Селин не имеет к этому никакого отношения.

— Она в Константинополе. Она вне опасности.

— Рыцари-тамплиеры есть везде. Они могут проникнуть в любой дом, любой дворец христианского мира и сделать все, что им захочется.

— Я не верю…

— Даже если вы не верите, вы готовы рисковать?

Она не знала, что ей делать. Она не могла подвергнуть угрозе жизнь Селин. И все же, если она откроет ему все, не станет ли опасность больше для них обеих?

— Вы уверены, что это рыцари-тамплиеры?

— Они носят кресты на мантиях, и, когда вступают в Орден, их заставляют отрастить бороды. — Он скривил губы. — Уж не думаете ли вы, что я стремлюсь к тому, чтобы однажды Гарун бросил мне, что я — виновник гибели его деревни?

— Если я скажу вам…

— Вы мне непременно скажете.

Она неожиданно вспыхнула.

— Вы не вправе говорить мне, что делать. Я сама решу, как мне лучше поступить. — Она помолчала. Кадар сказал, что Вэр держит свое слово. Возможно, ей удастся несколько обезопасить себя в этой неопределенной ситуации. — Вы должны обещать мне, что я буду свободна, что Селин будет в безопасности и тоже свободна.

— Кто это, Селин?