Странный Брэворош - Сергей Николаевич Полторак

хватало того, что он чувствовал себя просто человеком.

Лицом он походил одновременно на маму и на отца, но был, если можно так выразиться, ухудшенной копией двух оригиналов. Природа умудрилась вытянуть из родителей самые неудачные чер- ты, доведя их едва ли не до гротеска. В общем, так себе получился экземпляр.

В конце третьего класса у Глеба волосы вдруг стали темнеть и начали виться, как у барана. Откуда какой-то новый ген в нём выскочил наружу – пойди, разберись! В сочетании с очками Глеб стал очень походить то ли на турка, то ли на араба. Но, поскольку в СССР и тех, и других практически не было, его гораздо легче было отождествлять с евреем. В Союзе с имперских времён проч- но прижилось польское обозначение этой древней нации – жиды. Когда Глеба во дворе впервые назвали жидом, он удивился: вроде не жадничал никогда. Но потом понял: слово «жид» говорят, когда хотят обидеть еврея.

Глеб любил евреев, как любил и остальных людей тоже. Под- лецов вроде Генки Скобельдина не любил, но ведь подлец – это не национальность. Глеб помнил и чтил Земляка, который был евреем и здорово помогал им с мамой. Глебу были глубоко симпатичны соседи по квартире Рафальсоны, с сыновьями которых он почти дружил и дружил бы по-настоящему наверняка, если бы не огромная разница в возрасте.

Он старательно пытался понять: почему можно не любить че- ловека только за его национальность, и не находил ответа. У него были причины для сомнения: если взрослые, которые умнее детей, не любят евреев, значит, он, Глеб, возможно, чего-то важного не знает. Чего-то такого, что радикально способно изменить его пред- ставление о человеколюбии.

На уроках в их классе очень часто Лидия Яковлевна говорила о дружбе народов СССР. Всем классом их водили в кино на фильм

«Свинарка и пастух», где красивый горец полюбил красивую рус- скую девушку, а она его. Такое отношение людей друг к другу было естественным, единственно возможным. Глеб не знал, что всё это называлось интернациональным воспитанием, но принимал его с охотой, как сами собой разумеющиеся отношения между людьми. Однажды, проходя мимо кабинета завуча, он нечаянно услыхал разговор завуча Надежды Ивановны с его классной руководитель- ницей Лидией Яковлевной. Он никогда бы не стал подслушивать,

но в их разговоре несколько раз прозвучала его фамилия.

– 

Брэворош ни в коем случае не должен вручать цветы почет-

ному гостю, – услышал он громкие отрывистые слова завуча. – Вам

что, неевреев мало?! Почему именно какой-то жидёныш должен

вручать

цветы

народному

артисту

республики,

почему?!

– 

Брэворош прекрасно учится, – оправдывалась классная руко-

водительница,

и

голос

её

дрожал

от

волнения.

–

Его

уже

восстано-

вили

в

пионерах,

он

больше

не

хулиганит,

не

балуется.

– 

Он

–

еврей!

Что

о

нас

могут

подумать

представители

РОНО?

Они, между прочим, тоже будут на встрече.

– 

Надежда Ивановна, – упиралась Лидия Яковлевна. – Но ведь

почётный

гость

школы

–

Аркадий

Райкин.

Он

тоже,

кажется,

еврей…

– 

Райкин – еврей?! – возмутилась Надежда Ивановна. – Какой

он

вам

еврей?!

Он

–

народный

артист!

Где

вы

видели

еврея

народ-

ного

артиста?

– 

Но

ведь

он

–

Исаакович,

–

не

унималась

классная.

– 

Даже если это и так, – слегка сдала свои позиции завуч, – то

он народный еврей, то есть, народный артист страны! Разницу

ощущаете?!

Лидия Яковлевна молчала, видимо, ощущая разницу между на- родным евреем и самым обыкновенным, стандартным.

Глеб отошёл от двери завуча растерянный и смятённый. На будущий год, в пятом классе, Надежда Ивановна должна была преподавать в их классе ботанику. Глеб об этом знал и заранее по- баивался её.

Вечером, делая уроки, он никак не мог сосредоточиться. Мама заметила это и осторожно спросила:

– 

Что-то

случилось,

сынок?

Глеб после некоторых раздумий спросил:

– 

Мам,

а кто

мы по национальности?

Мама удивилась вопросу и пожала плечами.

– 

В

паспорте

у

меня

записано

«молдаванка»,

–

словно

размыш-

ляя, сказала она. – У папы твоего уже не помню, что было записано.

Может,

тоже

молдаванин,

а

может

и

украинец.

А

разве

это

важно?

– 

Оказывается,

важно,

–

вздохнул

Глеб

и

после

небольших

ко-

лебаний

рассказал ей

о разговоре

завуча с

классным руководителем.

Мама внимательно слушала сына и почему-то немного грустно улыбалась. Это удивило Глеба.

– 

Чему

ты

улыбаешься,

мам?

–

спросил

он.

– 

Ничему, – опять улыбнулась мама. Просто вижу, как быстро

ты взрослеешь. Тебя волнуют уже такие взрослые вопросы. Так и

не замечу, как ты вырастешь и женишься.

– 

Вот

ещё!

–

фыркнул

Глеб.

Народному артисту Аркадию Райкину цветы вручал Саша Тимо- феев – мальчик с красивым русским лицом. Никто не догадывался, мама Саши была еврейкой, потому что на родительские собрания в школу всегда приходил Сашин папа.

14.

В конце четвёртого класса многие мальчишки и девчонки за- болели «низкопоклонством перед Западом». В принципе, у них это проявлялось в двух особенностях осознания нового бытия: в попытках добыть жевательную резинку и в стремлении заполу-

чить или хотя бы послушать пластинки с песнями групп «Beatles» и «Rolling Stones». Высоко ценились и самопальные фотографии этих групп, и их солистов по отдельности. Фотографии печатались путём пересъёмки обложек заграничных журналов, попадавших в СССР неведомым путём. Вернее, все знали, что журналы контра- бандой завозили советские моряки торгового флота. Дело это было рискованное, об этом знали даже школьники младших классов.

Конечно, бесспорным лидером по добыче всей этой прелести был Алик Короблёв, батя которого продолжал бороздить необъят- ные просторы мирового океана. И мировой поп-музыки, как вскоре стало понятно Алькиным одноклассникам. К счастью, Алик Кораб- лёв был тюфяком и не мог сполна стричь купоны, используя своё привилегированное общественное положение сына моряка загран- плаванья. Но с ним охотно поддерживали приятельские отношения почти все в классе. Не был исключением и Глеб. У Кораблёвых была просторная комната в малонаселённой коммуналке, выходившая двумя окнами на Большую Подьяческую улицу. Естественно, в комнате было много иностранного барахла, от которого у каждого входящего в неё впервые захватывало дух. Чего стоил только умо- помрачительный магнитофон «Panasonic»!

Алик не жадничал и щедро делился с одноклассниками своим богатством. Дорогостоящие альбомы грампластинок выносить из дома Алику было запрещено. Но он часто нарушал запреты и давал приятелям пластинки послушать или переписать на магнитофон, которые, правда, мало у кого были. Пластинки порой не возвра- щали, и Алик бывал бит отцом за это широким морским ремнём, который висел в их комнате на