Сердца, искажённые болью - Slava Sun

мы нужны. Так что незачем дёргать невинных. — гаркнула ему Нора, видя, как неприятно лекарке в присутствии шрамированного. — Рина, пойдем. Если мы так и будет тут стоять, мы точно не узнаем, где остальные. — она поправила черную майку на себе, взяла рванный свитер, лежавший на скамейке рядом, и собравшись посмотрела на меня, ожидая каких-либо действий. Я встрепенулась, как будто только проснувшись. Запустила руки в волосы и сильно их сжала, чтобы привести себя в чувство. Как же я устала… Как же это всё мне надоело…. Я просто хочу домой! Вдох… выдох… ещё… и вот я уже иду за Норой в окружении бородатых здоровяков.

* * *

Мы долго блуждали по темным, каменным коридорам, освещаемым лишь свечами и изредка факелами. Мы проходили мимо многих дверей, они были примерно одинаковыми: темные, деревянные с круглой металлической ручкой и от сырости разбухший низом. Не знаю, сколько мы таких повидали по пути, пока не остановились перед нужной. Один из бородатых открыл её ключом внушительных размеров, и она с жутким скрипом отворилась. Я прищурилась, пытаясь рассмотреть, что же таится в темноте этой комнаты, но не успев даже одуматься с помощью смачного пинка я влетела в ту самую тьму как пуля. Это явно задело мою гордость и я, с диким желанием вылепить сильнейшую пощёчину мужчине, не умевшему обращаться с женщинами, тут же полетела к двери иииии… она захлопнулась… прям перед моим носом. Из-за чего я почувствовала себя ещё более убогой и наконец вспомнила, где я нахожусь. Я закрыла глаза и с силой ударила кулаком по деревянной двери, упираясь в неё лбом.

— Ну приветик… — прозвучало за моей спиной и этот голос я тут же узнала… сладкий, даже, наверное, приторный, со звонкими нотками и сразу заставляющий мое сознание рисовать картинки с зефирками, розовыми пионами, сладкой ватой и ярко розовую юбку, которую так любила Надя.

— Надя! — быстро повернулась я, с широкой улыбкой. Я так сильно за них переживала и была рада услышать её голос, это означало что они живы и мои самые ужасные предположения оказались ошибкой. Но держалась эта улыбка не долго. Я увидела Надю, сидящую в объятиях Лены, всю трясущуюся как кленовый листочек. Она была с красными заплаканными глазами и потекшей тушью, стойко выдержавшую влажный воздух тропиков, но видимо не истерику Нади. — Надя, что с тобой?

— А вы бы ещё дольше где-нибудь лазили, может и спрашивать некого было бы. — рявкнула, на меня Лена. И отгородила от меня Надю.

— Что ты несёшь, Лен? — ещё больше не разбираясь во свей ситуации спросила Нора.

— Что я несу? Да эта девка бросила нас на растерзание дикарей — она кричала, но по дрожавшему голосу и слезам на глазах было заметно, как сильно ей было тяжело это говорить. — Сама то с тобой побежала, а мы?.. А?!.. А на нас наплевать! — её голос стал тише она смотрела на сидящую меня у её с Надей ног сверху вниз и не скрывая презрительного тона, продолжила — Вы то, я смотрю, живёхоньки, да здоровёхоньки… а нас тут как скот держат, не кормят… не поют… а Надьку вон вообще чуть не изнасиловали! — я аж отбросило назад от услышанного. Я ещё раз посмотрела в глаза Наде и увидела всю боль, унижение и страх, дикий страх, но она… она улыбалась… улыбалась… как же мне было знакомо это чувство. Когда тебе больно, мерзко, обидно, страшно, но ты улыбаешься… улыбаешься, потому что так надо… потому что ты не хочешь, чтобы тебя считали жалкой, слабой, не способной справиться с собой. Легче улыбнуться и тогда всё якобы хорошо. И вот ты улыбаешься, когда упал, улыбаешься, когда порезал палец, улыбаешься, когда тебя унижают во дворе, когда говорят слова скорби, а потом… потом это становится защитной реакцией и ты улыбаешься всегда, когда тебе страшно, больно, и хочется плакать.

— Вместо того, чтобы орать на нас, лучше нормально объясните, что именно с вами было. — Нора, всё ещё слабая после Неллы, сползла на широкую доску, стоящую на двух брёвнах, на которой сидели Лена с Надей. А я слегка прикоснулась к холодной дрожащей руке Нади, пока Лена, была отвлечена Норой, мостившейся на доске, и прошептала одно лишь «Прости». Я винила себя, что бросила их и ушла с Норой, я должна была думать обо всех. Мы попали сюда вместе и должны были заботиться друг о друге, а я бросила их. Мне так же было больно, что Лена озвучила мои собственные мысли. Но вслух они звучали куда больнее.

— Не извиняйся… — хлюпая носом шепнула Надя и накрыла мою ладонь своей — ты всё сделала правильно. Ты должна была спасти Нору — она заглядывала мне прямо в душу и каждое её слово вливалось в меня как через капельницу — и ты это сделала, ты спасла её. — от этих слов я не смогла сдержать слез. Я опустила голову ей на колени закрывая лицо и мои слезы капали прямо ей на черные ботиночки, уже сильно потрёпанные и с поцарапанными носками.

— Я просто испугалась. Это напомнило мне страшные события из моей жизни… — все молчали, мы понимали, если она захочет рассказать свою историю, мы не должны ей мешать, а лишь выслушать и быть рядом. — Ещё совсем маленькую, меня сдали в Детский дом. Я не помню своих родителей, да и как я могу их помнить, мне было лишь 1,5 годика. — она вытерла слезу рукавом, шмыгнула носом и продолжила — Там было ужасно… старшаки вечно издевались надо мной, избивали, закрывали в темных сараях и обливали то кипятком, то помоями. В общем, веселились как могли. — она снова улыбнулась — я всегда хотела сбежать оттуда, но меня каждый раз ловили. А потом наказывали. Да так, что издевательства старшаков казались цветочками.

Когда мне было 16, я всё-таки сбежала. Представляете, у меня получилась — радостно, сказала она нам, а затем снова вытерла слезу — Вот тогда я пошла в отрыв… — она прикусила нижнюю губу — я пила, курила, тусила, но конечно же за чужие деньги, — сделала она пометку — потом познакомилась с какими-то ребятами, а они меня с наркотой. И стали мы жить весело, не скажу, что дружно, так как, естественно, таблеточки и порошочки, надо было как-то доставать, а это, как вы понимаете, проблематично.

Прикиньте, меня ведь, даже опека ловила, они пытались, запихнуть меня снова в этот ад, но от них сбежать было куда проще. Так вот…